Никому о нас не говори
Шрифт:
И в подтверждение её слов урод стонет и уже поднимается на колени. Понимаю, что у нас есть всего несколько секунд, чтобы сбежать отсюда.
Но встать на ноги так и не успеваю. Гараж заполняется людьми в форме и криками…
Эпилог.
Эпилог.
Несколько месяцев спустя
Закрыв глаза, я поднимаю руки и подставляю раскрытые ладони горячему солнышку, а тёплый ветер путается у меня в распущенных волосах.
Теперь стою в футболке и джинсах, греясь в солнечных лучах. Чувствую, как они «целуют» мои веснушки на носу и щеках. Раньше они меня раздражали. А Тиму наоборот нравятся. Он даже попытался их подсчитать, но сбился где-то на восемьдесят пятой.
Это было мило. Серьёзный и нахмуренный Тим осторожно тыкал мне пальцем по носу и щекам и действительно считал каждое пятнышко.
— Ань! — слышу у себя за спиной. — Сейчас же солнце тебя по голове стукнет! Возьми мою кепку!
Опустив руки, оборачиваюсь. Возле открытого капота чёрной иномарки, щурясь от полуденного солнца, стоит Тим. И сейчас я даже рада, что он так удачно одет во всё чёрное: джинсы, футболку, кроссовки и кепку, — потому что его ладони уже грязные.
Перед дорогой Тим решил ещё раз проверить машину и последние пятнадцать минут пыхтит у капота. Правда, побриться забыл и теперь щеголяет с недельной щетиной.
— Не стукнет! — успокаивающе заверяю я.
Но вижу и слышу, как Тим недовольно цокает. Расплывшись в улыбке, опять отворачиваюсь и поднимаю лицо к солнышку. Несколько месяцев назад я бы ни за что не подумала и не поверила, что этот бритоголовый парень в татуировках умеет переживать и заботиться.
Но всё так изменилось. И когда я понимаю это, у меня ёкает сердце.
А ведь мою жизнь изменило всего одно сообщение. Дурацкая случайность. Если бы Соня написала верный адрес, то сейчас я не простирала бы руки к солнцу, не ждала с трепетом момента, когда можно будет свободно уехать куда глаза глядят, а за моей спиной Тим не возился бы под капотом машины, припаркованной у ворот того самого гаража, где меня когда-то встречал Пахом.
Сейчас я готовилась бы к экзамену по ненавистному гражданскому праву. Сидела бы на кровати, штудировала методички, отказывая Соне в очередной вылазке в кафе, ждала бы, когда мама позовёт на ужин, а в академии продолжала бы ловить издёвки от Полины.
Но уже завтра я буду почти за пятьсот километров и от гражданского права, и от методичек, и от Сони, и от ужинов с мамой, а главное — от той, кто едва не разрушила всю мою жизнь.
Теперь её не ждут ни ТикТок-хаус, ни столица. Полину Петрову ждёт небо в клеточку.
Если бы не Тим, то в тот вечер, наверное, я предпочла бы умереть, ведь ей удалось бы совершить задуманное — отдать меня в грязные лапы того урода, которому Тимур сломал нос тогда, в гараже. Но сообщник Полины не
Полину задержали. И, возможно, всё закончилось бы тем, что связи её семьи помогли бы быстро замять и закрыть это дело, если бы в сумочке у Полины не нашли запрещённые к хранению вещества. Тот самый пакетик, содержимым которого она так хотела меня «угостить».
Петрова получила реальный срок по двум уголовным статьям.
Жалко ли мне её? Нет. Ни капли.
Мать Полины пыталась предлагать мне деньги и даже золотые горы, а потом угрожала. Но на суд я пошла одна. Слишком горячо было желание Тимура придушить Полину.
Вряд ли бы он спокойно остался сидеть на месте, когда она, зайдя зал суда, злобно плюнула мне в лицо: «Сука белобрысая!» А у меня внутри ничего не дрогнуло. К тому моменту я уже чётко поняла: хоть судебно-психиатрическая экспертиза и признала Полину полностью вменяемой, у неё не всё хорошо с головой. И я здесь совершенно ни при чём. Сама же Петрова, наверное, ещё не до конца осознала, что всё зашло слишком далеко. Правда, её запала дерзить хватило ненадолго. После оглашения приговора она выла белугой.
Но кого мне по-настоящему жаль — это её мать, несмотря на все гадости и угрозы, которыми она бросалась в мой адрес.
Там, в зале суда, я увидела, как из красивой, эффектной женщины мать Полины всего за несколько минут превратилась в тень с пустыми глазами…
Хотя иногда меня посещает мысль, что дай я отпор Петровой сразу, как только она решила выбрать меня предметом своих насмешек, то многого можно было избежать. И тех суток в подвале тоже.
Только в жизни очень часто всё решается всего одним но. И каждое такое но, порой тяжёлое, неприятное, страшное, привело меня сюда — в момент, когда я дышу полной грудью. Сейчас я действительно дышу свободой.
Даже после произошедшего моё желание уехать с Тимом подальше не угасло. Наоборот, стало ещё сильнее и навязчивее. Только разговор с мамой был тяжёлым: без криков и слёз обойтись не удалось.
Но её табу и паранойя ничем не лучше тех страшных, холодных стен гаражного подвала, в которых я провела больше суток.
Я люблю маму, ценю всё, что она для меня делала, только вот жить её установками не хочу. Молчать, терпеть и ненавидеть всех мужчин на белом свете — это её выбор, а не мой.
Я пыталась ей объяснить, но пока она не готова меня слушать и принимать мои решения. Поэтому я всё же собрала свои вещи и переехала в крошечную квартиру, которую Тим снял для нас до нашего отъезда.
Я готова начать новую жизнь. Не жалею, что отчислилась из академии. Всё-таки поступить туда меня подтолкнула мама. Это она видела меня адвокатом или юристом. Да и лишнего внимания к себе после произошедшего не хотелось. История со мной и Полиной Петровой в главных ролях прогремела на всю академию и не только. Соня до сих пор не понимает, как такая драма прошла мимо её носа.