Никто и звать никак
Шрифт:
Он хватает меня за волосы, коротко замахивается мечом и, после сильного рывка, я лечу на пол, а темная коса остается у него в руке и мне на лоб и щеки падают свободные короткие пряди… щекотно…
Я неловко пытаюсь встать, но он резко бьет меня ногой в бедро и я снова испытываю тихую радость — боль где-то там, далеко, не со мной… Поблескивает на прикроватном коврике обруч, слетевший с моей головы, впитывается в пыльный ворс кровь, что набежала из под тела старухи.
В дверь клетушки заглядывает кто-то и окликает великана.
— Сабир, баруга крига… кайраг..
Убийца что-то отвечает, а я лежу свернувшись калачиком и испытываю полный покой, теплый и
Пришедший кивает на меня:
— Райга?
Еще один резкий удар в бедро и я забиваюсь в щель под койкой.
— Дагра!
И оба смеются… А я лежу под койкой и смотрю в стеклянные глаза мертвой старухи…
Глава 3
Холодно… Мне все время холодно и это то, к чему я не могу привыкнуть. Все остальное не важно… Даже голод перестал мучать на третий или четвертый день.
Дни я отсчитываю по лучам света, которые пробиваются в трюм сквозь щелястую палубу. Нас в трюме около двадцати человек и мужчин и женщин. Некоторые прикованы к стенам за ногу на коротких цепях. Первое время, когда меня только кинули сюда, они все что-то хотели узнать, подползали, говорили на разных, но совершенно непонятных языках… Я тупо трясла головой, не понимая, чего от меня хотят эти страшные вонючие люди… Мой плащ и платье остались там, наверху, у убийцы и я все время мерзну. Насиловать меня он не дал. Даже, когда нас, меня и еще двух мужчин, перевели на другой маленький корабль и меня окружили матросы. Тот корабль, на котором мы плыли раньше, горел… Матросов, снятых живыми с моего корабля, приковали. Остальные, ранененые и убитые, устилавшие палубу, остались в огне. Сперва один из выживших пытался говорить со мной, но я не понимала… да и не старалась понять. Это не мой мир и не моя жизнь.
На мне балахон из драной грубой мешковины. В руки сунули с собой, прежде чем скинуть сюда, мешок соломы. Но в трюме покатые стены, сходящиеся к центру, там, в углублении, плещутся нечистоты. Ведро спускают один раз в день, но многие не утруждают себя — все равно его не хватит на сутки. Так что мешок подмок… На наклонные стены трюма набиты планки, мешающие тюфяку сползать, но когда качка чуть усиливается, он все равно сползает к стоку мочи. Но я уже почти не чувствую вони и она меня не беспокоит.
Тогда у меня оставались только простейшие рефлексы… Прятаться, схватить еду, сжаться в комок — так теплее… Но и они притупляются. На шестой-седьмой день, я помню это как сейчас, мне стало все равно, когда парень покрепче отобрал у меня краюху. Какие-то слабые отголоски эмоций у меня еще оставались, но их становилось всё меньше и меньше…
Эти куски сыпали после обеда, обгрызенные, мелкие… Но подходить к люку мне страшно. Два раза за эти дни за руки, тянущиеся к свету и еде, наверх вытаскивали женщин, ловящих объедки. Насиловали или резали, не знаю. Ржание и крики мужчин были такие громкие, что иногда заглушали женские стоны. Они, женщины, кричали все слабее и назад не вернулись ни та, ни другая. Их тюфяки забрали свободные мужчины. Таких всего три, они все маленького роста и слабые. Одна из женщин, когда такой начал приставать, просто отбросила его оплеухой. И он не посмел продолжать — женщина была крупнее и сильнее. Поэтому я предпочитаю быть максимально далеко от люка. Иногда куски долетают сюда, надо успеть схватить. Здесь холодно, да, но темно и тихо, это самый нос длинного и довольно узкого судна. В темноте даже спокойнее. Жаль, что палуба так низко и нельзя встать — мешают и высота потолка и балки-распорки
Крик, который раздался сверху, меня встревожил. Все обитатели трюма загомонили, что-то говоря друг другу, но потом затихли и расползлись по своим местам.
Звуки снаружи изменились. Слышно, как командует убийца. Люди ходят и даже бегают, скрипит мокрое дерево…
Когда свет почти перестал пробиваться сквозь щели — люк, внезапно, открыли. Сверху кто-то гаркнул непонятное слово и все, кто не прикован, стали подходить к люку, тянуть руки вверх и исчезать из трюма. Постепенно толпа у просвета таяла и нужно было принять решение, но я замешкалась. Сверху что-то говорил убийца, ему отвечали…
А потом в люк запрыгнул тот боец, что заходил в мою каюту на другом корабле. Он был высок ростом и под досками палубы мог стоять только сильно наклонившись. В руках у него был ключ и он начал отпирать замки на ногах прикованных. По одному. И, подталкивая ножом в спину ослабевших от неподвижности людей, подгонял их к открытому выходу. Меня он увидел не сразу, а только когда глаза привыкли к темноте — я пряталась за тюфяком. Бить не стал, просто показал на люк и я поползла к свету.
Меня выдернули как репку из грядки и я, почти мгновенно, упала — ослабевшие ноги не держали, свет бил в глаза, текли слёзы и я ничего не видела…
Раздался певучий голос, который что-то спросил у убийцы:
— Камия эрий маиро? Самини пилива? Патия линва дарга?
И тот, помолчав, своим оперным баритоном неохотно ответил:
— Райга.
Я в это время старалась проморгаться и вытереть набегающие слезы.
Певучий голос начал что-то выговаривать:
— Сари! Сари, кихаро! Сатиго райга нагито! Дарга зан дарга!
Глаза открылись и сквозь пелену влаги я увидела, как убийца, стоящий ко мне спиной, положил руку на меч.
Его ответ совсем не был похож на оправдание. Скорее — на угрозу. Собеседник, невысоки, полный, смугловатый мужчина в маленькой расшитой шапочке на макушке и распахнутом меховом плаще поверх шелков, не испытывал страха. Он стоял в пол оборота к толпе пленников и прикрывал нос вышитым платочком. За его спиной было шесть человек с оружием в ножнах на спине. Высоченные бойцы, в одинаковых свободных костюмах стального серого цвета. Шаровары и короткий казакин. Каждый с двумя рукоятками мечей, торчащих за плечами. А рядом высился корабль, который превосходил размерами это судно в несколько раз. И с борта корабля смотрела сверху в низ куча смуглолицего народу, мужчин, женщин, даже, кажется, детей. Я всё еще не слишком хорошо видела, но те, кто вышли из трюма раньше меня, уже смотрели на мир без слёз — спускались сумерки…
После долгого торга убийцы и человека в шелках от охраны шелкового отделились двое и встав за спиной пленников погнали нас в лодку.
Я, зачем-то, успела обернуться и посмотреть убийце в лицо.
Тогда, в каюте, я успела увидеть только бороду и звенящие заклепками косички. Когда он ворвался, его лицо было слишком искажено, чтобы принять его за человеческое, потом он загородил мне свет и вместо лица я видела черный силуэт. А когда меня вытащили из-под койки на палубу горящего судна, стояла ночь и он всё время был у меня за спиной. До того, как меня кинули в трюм, я не выбрала момента посмотреть.