Никто кроме нас
Шрифт:
– Так, боец Карасев - на пороге, вытирая руки полотенцем, появился хозяин кабинета - на что жалуешся?
– Товарищ сержант - Андрей попытался приподняться, но повинуясь жесту медика, лег обратно на топчан и принялся вдохновенно "косить"- голова болит, кружится, и тошнит сильно.
– Так, так, интересно, интересно - пробормотал санинструктор, пощупав температуру и проверив реакцию зрачков - нигде не падал? По голове не били?
– Нет, вроде не падал.
– Угум, не падал, значит - последователь Гиппократа выглядел несколько озадаченным - ну а число, какое сегодня?
– Двадцатое июня, пятница - озвучил информацию, выданную календарем.
– Вот даже как?
–
Медик поднялся с табурета, прошел к столу взял какую-то бумагу, бросил взгляд на календарь, подозрительно покосился на больного, оторвал листок и что-то насвистывая, вышел на улицу.
– Так подведем итоги - Карасев попытался спокойно просчитать ситуацию - значит, мое сознание забросило в тело советского пограничника, причем даже имя и фамилия совпадают. Странно вместе с головной болью совершенно пропало первоначальное раздвоение личности. Куда-то исчезли мысли и воспоминания моей нынешней сущности. Это хреново, дорогие товарищи. Без них будет тяжеловато.
Забавный такой юморок у этих высших сил, кем бы они ни были. Пообещать еще один шанс и забросить на советскую пограничную заставу, за день до начала войны, бр-р-р жутковато становится от этих приколов. В том, что сегодня 21 июня именно 41 года, и граница именно западная, сомневаться не приходится, законы жанра, мать их за ногу. Стоп, это, что же значит? Завтра? Выходит и ему самому и этому санинструктору, притащившим его сюда девятнадцати - двадцатилетним пацанам, и тому усатому старшине, возможно, всего-то и осталось жить, что до завтрашнего утра? Надо, что-то делать, не валяться здесь на топчане, а что-то предпринимать.
– А собственно, что я могу предпринять?
– Андрей сел и обхватил голову руками - орать во все горло, что завтра война и все умрут? Потребовать отправить себя к высшему советскому руководству? Ага, отправят. Жди. В лучшем случае в ближайшую психушку как душевнобольного или вовсе в ближайший отдел НКВД как шпиона и провокатора и поди, докажи горбатый, что ты не верблюд. Это только в книжках фантастических, сказал, что ты из будущего и тебя тут же к Сталину в порученцы. А может плюнуть на все и свалить? Их ведь все равно не спасешь, что на роду написано то и сбудется, а так хоть сам живой останешься? Тьфу, какая мыслишка мерзкая. Жить хотите гражданин Карасев? Шкурку свою драгоценную спасти и душонку мелкую? А вот хрен вам уважаемый. Раз ничего другого не остается, завтра берем винтовку или чего там за мной закреплено и со всеми вместе, воевать пойдем. Заранее зная, что немцы все равно нас сомнут, рано или поздно, но, сколько сможем, продержимся, а там будь, что будет. Предупредить предков не смогу, значит, разделю их судьбу. Это они будут верить, что стоит немного продержаться и подойдут части прикрытия границы, а потом Красная Армия погонит супостата до Берлина, но я-то знаю, что этого не будет и заставы обречены, но выхода другого нет. Значит, придется драться. Благо, что и срочку в свое время оттарабанил, и в ментовке уже почитай пятнадцать лет, с оружием умею обращаться. Воевать, правда, еще не доводилось, но в заварушках со стрельбой за время работы в угро пару раз побывать довелось, так что, будем надеяться, завтра полным лохом выглядеть не буду. Правда, оружие у них другое, но, думаю, походу пьесы разберусь. Эх, Андрюша, Андрюша, как же хреново мне без твоих воспоминаний.
Дверь распахнулась и на пороге нарисовалась долговязая фигура медика.
– Ну, что товарищ боец, как самочувствие?
– Уже лучше товарищ сержант, разрешите убыть в расположение?
– Вам
– Слушаюсь - Карасев развернулся и быстро вышел на улицу.
Оказавшись на крыльце санчасти, он замешкался, озираясь и соображая, что делать дальше.
По случаю субботы на заставе вовсю кипел ПХД. Пара бойцов под бдительным надзором уже знакомого старшины активно орудовали метлами, подметая плац, третий, вооружившись кистью и ведром с известью белил стволы деревьев и выложенные кирпичом бордюры. Еще несколько человек выносили из казармы и раскладывали на просушку полосатые матрацы.
– Товарищ боец, ко мне - Андрей обернулся на окрик и увидел высокого стройного командира затянутого в ладно сидящую на нем диагоналевую гимнастерку с тремя кубиками в петлицах и большой алой звездой на рукаве. Что эти самые кубики обозначали, Карасев не имел ни малейшего представления, и чувствовал, что вот-вот попадет в очередную неприятность.
– Почему в таком виде на плацу?
– грозно поинтересовалось неведомое начальство.
Только тут парень сообразил, что до сиих пор одет в форму "номер один", то есть трусы, майку и сапоги.
– Товарищ политрук - выручил вовремя оказавшийся рядом Ковальчук - боец Карасев был не здоров, в связи с чем, по подъему направлен мной в медпункт.
– Сейчас вы здоровы, товарищ Карасев?
– Здоров, товарищ политрук - вытянувшись, как можно бодрее отрапортовал Андрей.
– Хорошо, идите, одевайтесь, после завтрака прибудете в канцелярию, получите отдельное задание.
В казарме все чистилось, драилось, скоблилось и отмывалось. Любовь воинского начальства к чистоте во все времена была воистину параноидальной, а потому личный состав "шуршал" по полной программе.
А впрочем, может дело даже и не в чистоте и порядке (в идеальном состоянии, в любой нормальной воинской части, они поддерживаются ежедневно), а просто личный состав постоянно должен быть чем-то занят, иначе и быть не могло. Любимый девиз прапорщика Перетятько, старшины мотострелковой роты, в которой Карасев некогда проходил срочную службу, гласивший: "солдат без работы - потенциальный преступник", родился в армии не сегодня, и вид слоняющегося без дела бойца всегда был просто невыносим для отцов - командиров.
– Андрюха ты как? Выздоровел?
– при виде вошедшего, Галиулин отставил в сторону ведро и швабру - чего с тобой было-то?
– Не знаю - пожал плечами Карасев, натягивая шаровары и мучительно соображая как же их застегнуть, привычные пуговицы отсутствовали напрочь - доктор ничего не говорит, только от работ освободил. А политрук велел одеваться, завтракать, и в канцелярию.
– Наверное, в местечко пошлет, почту отнести - к счастью, Галиулин не заметил затруднительного положения приятеля - а завтрак тебе в столовой оставили. Павлюк сначала не хотел, так мы с Саней быстро его успокоили, сказали, что старшина приказал. Ты это, если в местечко пойдешь, заскочи в лавку, возьми папирос и леденцов, ну знаешь, такие, в коробочках.
Наконец удалось нащупать сзади какой-то хлястик, и, потянув за него, затянуть злосчастные штаны. Быстро и ловко намотав портянки (спасибо товарищу Перетятько, эту науку он вбил в голову своим подчиненным намертво), натянул гимнастерку с белоснежным подворотничком, который видимо, пришил еще с вечера. Аккуратно собрал на спине складки и заправил под кожаный с однозубой пряжкой ремень. Надел на голову фуражку. Все, боец Карасев к походу готов.
– Тимур, Галиулин - заорал кто-то из активно размахивающих тряпками бойцов - где вода? Сколько ждать тебя можно?