Никто, кроме президента
Шрифт:
– Клычков, Федор Дмитриевич, – сказал я. – На Западе его мало кто знает. Вроде был директором птицефабрики в Поволжье.
– Угу, – озадаченно откликнулся Волин. – А что с инфляцией?
– По сведениям российского Минфина, пять процентов, – ответил я. И мог бы, черт возьми, на этом закончить. Но из-за своей глупой дотошности не остановился, а продолжил: – Правда, эти цифры оспариваются экспертами МВФ. По их данным, она у вас от двадцати трех до двадцати пяти процентов…
– Хреновато, – поежился Волин. – А куда депутаты смотрят?
С каждым новым вопросом мне становилось все сложней отвечать. Помню, у кого-то из американцев был рассказ про бедолагу, проспавшего двадцать лет. Но тот хоть не был президентом США!
– Депутаты, по-моему, никуда не смотрят, – сказал я. – Им некогда. У них ежедневно споры, вплоть до рукоприкладства…
– Оппозиция воюет с партией власти? – сообразил Волин.
– Ну не совсем… – Я задумался, тщательно подбирая слова. – То есть я не очень понимаю этот расклад, и наши эксперты тоже. В вашей Думе, строго говоря, оппозиции нет. Там теперь только те, кто просто любят президента Волина, и те, которые очень любят президента Волина. Вот между ними и идут непрерывные стычки. Тут уж, извините, не до инфляции…
– А крупный бизнес почему молчит? Ну Сережа Каховский, Витя Айдашов, Теянов… – недоумевающе спросил президент. – Их это в первую очередь касается. Почему не давят на правительство?
– У крупного бизнеса сейчас… – Я старался говорить как можно мягче. – У них, Павел Петрович, в данный момент несколько другие проблемы. И инфляция среди них – не самая острая…
По моему тону президент о чем-то догадался. Оттого, наверное, не рискнул уточнять подробности.
– Но с терроризмом мы ведь боремся? – нервно спросил он.
– Да, разумеется, – успокоил я Волина. – Боретесь, особенно на Кавказе. Камиля Убатиева, президента горской республики, правда, уже убили, но на его место встал брат Умар – тоже хорошо успел побороться. Когда и этого тоже взорвали, штурвал принял Рахим, третий брат. По нашим сведениям, их всего девять братьев, а есть еще племянники, кумовья, сватья… Короче, Кавказ в надежных руках. Про него даже ОБСЕ вопросов больше не задает.
Лица Волина за маской я не видел – только узенькую полоску возле глаз. Несмотря на полумрак ложи, я заметил в его глазах то же выражение отчаяния, какое я видел вчера, когда к моей ладони прилепился шарик из жевательной резинки. Или мне показалось?
Президент вновь поправил маску на лице, проверил крепление каната. И уже перевесил было ногу через барьерчик, но задержался и тоскливо спросил:
– Хоть острова-то мы Японии не отдали?
– Конечно, не отдали, – заверил я. – Ну, вам пора. С богом!
Держась за канат, Волин перелез через бортик и скрылся из виду.
Все-таки зря ты, Василь Палыч, поддержал этот разговор, укорил я себя. Как бы крепок и вынослив ни был президент России, слишком большая порция правды в один день никому не на пользу.
Хорошо, что не хватило времени продолжить об островах. Японии их не отдали, но… Отдавать, собственно, уже нечего. Я не стал ему говорить о том, как все четыре спорных острова под корень снесло тайфуном «Наташа». Российская система оповещения почему-то не сработала, а возникших было японцев с их предупреждениями и советами местные власти послали далеко-далеко на Хоккайдо.
59. БЫВШИЙ РЕДАКТОР МОРОЗОВ
Маразм крепчал. Сперва по сцене прыгали одни полуголые бояре, размахивая посохами. Потом с высоких колосников спустились густо накрашенные поселяне, похожие на индейцев-апачей. Затем к ним присоединились то ли русалки, то ли рыбы, танцующие в венках из водорослей. А в довершение ко всему через бархатный бортик моей ложи перелез черный ниндзя и шепнул мне:
– Тсс. Только не шумите.
– Ну не шумлю. Ну тсс, – раздраженно сказал я в ответ. – Поймите же, наконец, это глупо. Я не отрицаю авангард, но хоть какая-то логика здесь должна присутствовать? Что, например, означает ваш наряд? Марфа-посадница породнилась с сегунами? Новгород Великий заключил соглашение с Японией?
– Мой наряд ничего не означает, – сознался ниндзя, очень средненько имитируя голос президента Волина. – Кроме того, что в нем меня не видно в темноте.
– Вот именно, – подтвердил я. – Рад, что понимаете. Ни-че-го не означает. Темнота. Никакого смысла не видно. У вашего режиссера, Кунадзе, в арсенале только пара эффектных фокусов, не более того… Вы сами как сюда попали? По приставной лестнице?
– По канату, а что? – Ниндзя стянул с себя маску, черное облачение и остался в обычном сером костюме. – Я плохо лез?
Балетный артист был, надо признать, недурно загримирован под президента Волина, хотя глаза были непохожи, а уши – и подавно. К тому же настоящий Волин пониже ростом и не такой мускулистый.
– Да нет, вы, наверное, хорошо лезли, – сказал я ему. – В том и проблема. Я не люблю балет, но хотя бы признаю его за искусство. А ваш режиссер, не обижайтесь, подменяет искусство набором акробатических трюков. Театр у него превратился даже не в цирк, а в дешевый балаган. Ну и плюс эта вечная фига в кармане.
– Фига? Почему фига? – удивился артист. Разговаривая, он откуда-то извлек несессер и начал доставать из него то какой-то флакончик, то кисточку, то густую накладную бороду, то темные очки. Последним он вынул зеркальце и попросил меня: – Подержите, пожалуйста… Нет, чуть поближе к свету. Угу.
– Фига, – объяснил я, держа ему зеркальце, – это когда в спектакле из времен Ивана Грозного появляется президент Волин. На что намекает ваш Кунадзе? Что Волин – это Грозный сегодня? Видимо, нет: для него это слишком просто. Тогда в чем намек?
– И в чем же? – заинтересовался артист. Одну половину бороды он приляпал себе на подбородок, вторая еще висела в воздухе.
– Не знаю, – честно признался я. – Я, Виктор Ноевич Морозов, человек гуманитарный, бывший редактор солидной газеты, не понимаю его намеков. Что уж тогда подумает простой зритель, увидев вас? Президент вламывается в каждый дом? Президент сваливается как снег на голову? Или что еще? И почему ваш выход – сразу после танцующих рыб? Намек на то, что президент, как Золотая Рыбка, может исполнить наши желания?