Никто не хотел убивать
Шрифт:
– И Ясень тоже. Что-то ты такое знал, чего не должен был. Язык тебе собирались подрезать. Вместе с головой. Так, да?
– Не знаю ничего.
– Откуда у тебя пистолет Ясеня?
– Я уже сказал.
– Я тебе не верю.
– Сколько мне грозит за ствол?
– От двух до четырех лет. Это без учета убийства, которое висит на этом пистолете.
– Алиби у меня.
– Проверим.
– На этот счет я спокоен. – Стас усмехнулся.
– А на какой счет неспокоен?.. В кого ты из этого пистолета стрелял?
– Ни в кого.
– Им
– Ну, пульнул пару раз в белый свет как в копеечку. Скучно вдруг стало, – сказал Стас.
– Четыре года – не сахар. Особенно если на тебе кровь законного вора. – Губков очень нехорошо посмотрел на него.
– Это вы о чем? – не в силах сдержать нахлынувшие чувства, спросил Стас.
– А кто грузинского вора на стрелке убил?
– Это слухи, всего лишь болтовня и ничего больше.
– А Таммуза кто убил? – Майор пронзительно посмотрел на него.
Стас вспомнил Кастета. Тот тоже пытался развести его на туманных догадках и фактически смог загнать в тупик.
А Губков мог знать не только о том, кто такой Кастет, но и о его разговоре со Стасом. РУБОП ведь для того и существует, чтобы бороться с бандитами. Для такого дела нужна информация, которая собирается через агентов и прочих стукачей.
– Я не знаю, кто такой Таммуз. Я никого не убивал. – Стас опустил голову и плотно сжал челюсти.
– А Кастета кто убил?
Но Стас не произнес ни слова. Он отказывался отвечать на вопросы, о которых как бы не имел представления. В конце концов, парень имел полное право не свидетельствовать против себя.
Губков наседал, но Стас упорно хранил молчание. Дело зашло слишком далеко, но не в тупик. Доказательств у ментов не было, а свои догадки они могли пришить к одному месту.
Глава 22
За решеткой гремел гром, хлестал ливень, а в камере стоял пар. Духота, вонь, теснота, в душах арестантов волком завывала безнадега.
Коек в камере десятка два, а народу намного больше. Надо ли говорить, что все места заняты. Душный, липкий от вони воздух наэлектризован злостью, которую рождает в людях чудовищная теснота, помноженная на духоту и табачно-сортирную вонь.
Уж лучше бы Стас оставался в сборной камере. Там голые нары без матрасов и постели, зато людей гораздо меньше. Да и духота не такая жестокая.
А еще лучше, если бы он уехал с Женей на юг, не дожидаясь, когда по его душу заявится проклятый участковый. В Сочи сейчас тоже жарко и душно, но там есть освежающее море и свобода. Купался бы сейчас, загорал. Неплохо было бы место под гостиницу присмотреть. Деньги у него были, вложил бы их в строительство мини-отеля.
Но он не уехал, потому теперь у него казенная гостиница с жуткими, совершенно невыносимыми условиями. Свободных место здесь нет, как, увы, и возможности повернуться и уйти отсюда. А хотелось бы…
В камере было шумно. Арестанты о чем-то переговаривались между собой, и эти голоса сливались
На ближайшей к входу шконке с понурым видом сидели двое. Один совсем еще молодой, другой уже в годах. Внешне они ничем не были похожи друг на друга, но их объединял страх перед своей судьбой. В их лицах было столько страдания, что смотреть на них было неприятно.
– Слышь, мужики, я брошу вещи на вашу койку? – спросил Стас, обращаясь к ним.
Молодой кивнул, а старый отодвинулся в сторонку, освобождая немного места.
Стас уже собирался бросить на койку свой матрас, когда кто-то схватил его за руку.
– Ты что делаешь, чудила? – На него смотрел чернявый паренек с азиатским раскосом глаз. – Это же опущенные!
– Я не понял, Бабай! Ты здесь что, центровой?
Из массы потных, распаренных лиц выплыла изрытая оспой физиономия. Злые глаза, полные дурного куража, хищный, глумливый оскал, тусклый блеск золотой фиксы. Тощие плечи, впалая грудь, под ключицами татуировки: рука с кинжалом и голая баба, обвитая розой.
– Ты чего здесь раскомандовался?
– Так зашкварится же пацан. – Чернявый паренек посмотрел на этого фрукта виновато, но без особого страха.
– Какой он пацан, если понятий не знает? – Фиксатый тип презрительно глянул на Стаса и хмыкнул.
– Да ладно тебе, Крыло! Потерялся пацан, не въехал в ситуацию. – Чернявый посмотрел на Стаса и постучал себя по голове. – Врубаться в ситуацию надо, а то к тебе самому въедут без вазелина! Это ж петухи, а ты хабар свой хотел к ним поставить!
– Может, он сам из них? – Фиксатый тип гадливо ухмыльнулся.
– Нет, я из нормальных. И утухни, не мылься! – Стас угрожающе глянул на него.
– Смотри, залупается!.. Тебе что, прописочку забацать, фраерок?
Чернявый паренек развел руками, осуждающе глянул на Стаса. Мол, не надо было тебе варежку на блатного разевать.
– А ты что, паспортный стол?
Стас и сам понял, что дал маху, но отмалчиваться уже было поздно. Заклюют ведь, если он язык в задницу засунет.
– А ты сомневаешься? – Крыло развел руки, делая движение, каким закатывают рукава.
– А печать не сломается?
– Хочешь проверить?
– А давай печать на печать!
Чернявый Бабай вдруг решил оказать Стасу хоть какую-то помощь. Он забрал у него матрас и сумку, потом отошел в сторонку.
За фиксатым собралась толпа. Арестанты хотели зрелища, а оно как раз назревало.
– Чего?
– Ну, чья печать чью перебьет! – Стас тоже закатал несуществующие длинные рукава на футболке. – Сначала ты бьешь меня, потом я!
У него на левой руке еще белела повязка, но рана уже затянулась, потому он и попал сюда, а не в камеру на больничке. Да и бить Стас будет с правой.