Никто не придет
Шрифт:
– Аорта цела!
– Внимание! Десятая порция крови!
Маша больше не могла это слушать. Она отошла от двери, дотащила свое тело до холла и рухнула в кресло. В ушах у нее снова зазвучали суровые слова хирурга, сказанные им перед началом операции:
– Мария Александровна, у вашего мужа тяжелая контузия легких и сердца. Плюс ко всему – сильное внутрибрюшное кровотечение. Мы вскроем ему живот, но особых надежд не питайте. Даже если операция пройдет успешно, его шансы на выздоровление невелики.
Маша закрыла глаза. Но безжалостный
– Будьте готовы к худшему. Обычно после лобовых столкновений на такой скорости люди не выживают.
Маша открыла глаза. Посмотрела в сторону операционной и отчетливо проговорила, словно спорила с судьбой:
– А Глеб выживет. Он выживет.
3
Операцию Глеб пережил. Усталый хирург сообщил Маше, что у Глеба отек мозга и что «если говорить по простому – он завис между жизнью и смертью». Аппаратное дыхание заменяло Глебу работу легких. Вместо еды – питательные смеси, доставляемые в организм через специальный зонд. Жидкости, так же как и лекарства, – внутривенно.
Маше разрешили посидеть рядом с Глебом. «Но не долго, не больше пяти минут».
Палата была освещена неярким и каким-то неживым светом. При таком скудном освещении Глеб выглядел не столько больным, сколько смертельно усталым. Под глазами пролегли глубокие тени, и из-за этих теней глаза его казались еще более запавшими.
Глядя на него, Маша вспомнила их первую ночь. Тогда он удивил и измотал ее – по-хорошему измотал. Утром она проснулась первой. Голова ее покоилась на груди Глеба, и она ощущала щекой спокойное биение его сердца. Она приподняла голову, дотронулась пальцами до его волос, а затем осторожно отвела с его высокого лба каштановую прядку. Потом она долго смотрела на него – до тех пор, пока он не проснулся и не улыбнулся Маше в ответ на ее взгляд. Кажется, в тот момент она поняла, что любит его.
Вот и сейчас он спит. Но совсем не так, как тогда. Маша легонько провела ладонью по волосам Глеба. И вдруг губы его приоткрылись, и он хрипло пробормотал:
– Ха… мовичи…
– Что? – Маша побледнела от волнения. – Милый, повтори!
– Хамовичи… Невеста…
Маша склонилась ниже.
– Пещера… – снова заговорил Глеб, не открывая глаз.
Маша поняла, что он бредит.
– Берегись егеря… – снова забормотал Глеб. – Егеря-огонь… Егерь-огонь… Собаки ни при чем… Берегись егеря… Огонь… Там, на холме…
Дальше бормотание Глеба стало совсем сбивчивым, и Маша не сумела разобрать ни слова. Потом Глеб замолчал. Действуя почти на автопилоте, она достала из сумки блокнот и ручку и быстро записала.
«Хамовичи. Невеста. Пещера с собаками. Егерь. Огонь. Ищи на холме».
В палату вошла медсестра:
– Простите, но вы больше не можете здесь находиться, – мягко проговорила она. – Можете посидеть в коридоре, если хотите.
– Да… Конечно.
Маша нагнулась и поцеловала Глеба в мертвенно-бледную щеку, затем встала со стула, повернулась и вышла из палаты.
В коридоре она сказала медсестре:
– Мне нужно осмотреть его вещи.
– Но вы не являетесь родственником… – возразила было медсестра, но Маша достала из сумочки удостоверение, раскрыла его, и медсестра сменила протест на лояльность.
– Я сейчас все узнаю, – сказала она.
Уже через полчаса Маша внимательно осматривала вещи Глеба. Она не обнаружила ничего заслуживающего внимания, за исключением двух обгоревших фотографий, на которых были изображены невеста и жених в окружении гостей.
Маша скользнула взглядом по фотографии и хотела отложить ее, но задержалась. Уж больно необычным был этот снимок. Во-первых, свадьба. С чего это вдруг Глебу носить при себе свадебную фотографию? Быть может, на ней изображены его родственники? Но тогда их лица были бы Маше знакомы, поскольку она не раз листала семейный фотоальбом Глеба, а он постоянно говорил ей (и звучало это очень искренне), что не хочет иметь от нее никаких секретов.
Во-вторых, лицо невесты. Бледное, испуганное. Несколько локонов выбилось из прически и прилипло к потному лбу. В широко раскрытых глазах застыл панический страх. Не так невесты выглядят на собственных свадьбах, совсем не так.
В-третьих, гости. Они тоже не выглядели счастливыми. Напротив, лица их были напряжены, как бы в предчувствии чего-то жуткого, неминуемого, и это странное ожидание беды сводило на нет все веселье. Свадьба выглядела карикатурной, ненастоящей.
И, наконец, главная странность: невеста держала в руке сломанную розу. Словно пыталась на что-то намекнуть, что-то сказать или, вернее, показать фотографу.
Дата на фотографии стояла прошлогодняя – двадцать шестое сентября. До годовщины свадьбы остается ровно два дня.
– Странная какая свадьба, – проговорила медсестра, с любопытством глядя на фотографию через плечо Маши. – Безрадостная. Это его родственники?
Маша медленно покачала головой и сказала:
– Сомневаюсь.
– Ясно. И как у них все сложилось?
– Думаю, не очень хорошо.
На фотографии была четко видна табличка с названием населенного пункта – «Хамовичи».
Маша достала из сумки блокнот, быстро раскрыла его и прочитала:
«Хамовичи. Невеста. Пещера с собаками. Егерь. Огонь. Ищи на холме».
– Вы случайно не знаете, что это за деревня – Хамовичи? – обратилась Маша к медсестре.
Та задумалась. Покачала головой:
– Нет, не слышала.
Маша взглянула на вторую фотографию. Те же серьезные лица, тот же испуг в глазах… Но что-то в этом снимке было еще. Что-то неправильное, противоестественное, неуместное.
Понадобилось еще несколько секунд, чтобы Маша поняла, что именно. Дело в том, что на праздничном столе не было ни одной бутылки со спиртным напитком. Только минеральная вода. Множество бутылок с минеральной водой – пластиковых, прозрачных, с синими этикетками.