Никто не уйдет
Шрифт:
И вправду, гудение было какое-то странное. Жуть в нем присутствовала, нотки какие-то инородные, от которых очень хотелось развернуться и бежать не разбирая дороги, подальше от источника инфернального шума.
– Это «Бродяга Дик» на старом заводе опять шалит, – мрачно проговорил Рэдрик. И, видя непонимание в глазах Снайпера, пояснил: – Аномалия такая. То ли звуковая, то ли хрен ее знает. И сталкеры ходили на тот завод, и ученые. И ни один не вернулся. С вертолета смотрели – нету на территории того завода ничего интересного, пусто, как в кармане после запоя. Артефактов вообще нет, одни развалины и аномалий прорва, еще больше, чем возле Института. А когда
– Верные признаки крайне интересного места, – проговорил Снайпер, экстренно дожевывая свою порцию. Закон Зоны и войны одинаков: если есть хоть малейшая возможность, доешь свою порцию сейчас. Дальше может или времени не быть, или еды, или того, чем жевать.
Но гул продолжал нарастать, мерзко взбивая в желудке только что проглоченную пищу. Еще немного, и обед обратно попросится, а вместе с ним волосы повылезают, зубы из десен повыпадают и ногти отвалятся – именно такое было ощущение. Все, что не плоть, словно своей жизнью зажило, завибрировало, норовя покинуть тело и расползтись по покинутым кротовьим норам…
– Бродяжий зуд, – поморщился Рэд. – Слишком близко мы подошли к заводу, в Хармонте он почти не ощущается. Только…
– Что только?
Рэд помрачнел.
– Дети Зоны на него реагируют. Те, кто в сталкерских семьях родился после Посещения. И слепки мертвых, вернувшиеся туда, где раньше жили…
– Зомби что ли? – переспросил Снайпер.
– Какие зомби на хрен?! – взъярился Рэдрик. – Я тебе сказал – слепки, живые копии. Живые, понял?
Снайпер внимательно посмотрел на напарника. Что-то очень личное было в его ярости, больно много боли в глазах напарника увидел стрелок, будто полыхнуло у него изнутри той болью…
– Понял, – кивнул он, вытряхивая из вещмешка остатки пищи в неглубокую канавку. – Это все не мое дело. В каждой Зоне свои особенности. У нас зомби, у вас – слепки. Твою мать, когда ж этот гребаный гул уже закончится?
– Еще минут на пять, – сказал Рэд, остывая. И правда, чего он на русского кинулся? Он же не в курсе, что Мартышка, его отец, да и Гута уже тоже…
Додумать не получилось. Внезапно там, за холмом, что-то нехило рвануло. Гул прервался тут же, будто отрубило.
– Что-то не так, – пробормотал Шухарт. – «Бродяга Дик» так себя не ведет. Он постепенно затухает.
– Ну, значит, самое время посмотреть, что там не так, – сказал Снайпер, взваливая на плечи сильно полегчавший рюкзак.
Рэдрик покачал головой, но ничего не сказал. Русский отчаянный и везучий, в этом он убедился еще в украинской Зоне. Так что как знать, может, и вправду с ним получится вытащить своих из лабораторий Института. Если, конечно, еще есть кого вытаскивать…
Шухарт мотнул головой, отгоняя страшные мысли. Потом бросил в канаву огрызок окорока и пустой мех, после чего обрушил ее край на остатки пищи. Свой мусор, свои отходы, свои мысли гнилые надо хоронить вовремя. Иначе Зона удачи не даст и ничем не поможет слабаку, а при первой возможности и похоронит его, как хороший санитар избавляя мир от бесполезного биологического хлама. Поэтому Рэд прикусил до крови губу, чтоб мозги против воли о ней думали, а не о настоящей боли, не отвлекаясь на эмоции. Прикусил, проверил наличие снаряженного магазина в тяжелом пистолете, что никогда не лишне, и пошел следом за русским, который уже почти поднялся на вершину холма.
С
А прямо перед сталкерами, в полумиле от холма, раскинулась территория огромного заброшенного завода.
До того, как его поглотила Зона, это было гигантское предприятие, на котором работали три четверти мужского населения Хармонта. Оно и сейчас было величественным, тоскливым в своем великолепии, словно труп древнего динозавра. Полуразрушенные коробки цехов, напоминающие фотографии времен Второй мировой войны… Гигантские кауперы, похожие на зачарованных великанов, закованных в ржавую броню… Цепочка открытых грузовых вагонов, застывшая возле конусообразных куч желтой породы… И повсюду рельсы, рельсы, рельсы, во всех направлениях перечеркивающие территорию старого завода.
– О как! – сказал Снайпер. – А ваши инопланетяне знали, где устраивать свой пикник. По ходу, их на радиацию тянет, как нас на свежий лесной воздух.
– Не понял, – произнес Шухарт.
– А что ж тут непонятного? – пожал плечами русский. – Это завод по переработке урановой руды, рядом с ним – город, обеспечивающий предприятие рабочими руками. Очень мне все это Чернобыльскую атомную электростанцию напоминает, и Припять рядом с ней. И катастрофу на той ЧАЭС, причины которой так никто толком и не объяснил, хотя многие пытались.
Рэдрик аж зажмурился от осознания аналогии. Человек ко всему привыкает. Когда с детства живешь на помойке, как-то и не особо задумываешься о причинах такого существования. А тут приходит человек с другого конца планеты со свежим взглядом, и сразу видит то, на что у тебя глаз давно замылился. Как говорится, со стороны виднее. Ну ходил отец на завод, работал как все. И что пацану за дело, какую продукцию тот завод производит? Да и большинству жителей на это плевать было. Есть работа – и спасибо, у многих в Америке ее нет и не предвидится, в вагончиках тусуются, словно крысы в мусорных баках. А тут дома, квартиры, премиальные… Радиация это ж не голод, и не пустота в кармане, ее не ощущаешь, пока не накопится у тебя в теле критическая доза и не даст о себе знать… Но ведь люди и просто так, ни с того ни с сего болеют и умирают, а тут – деньги, жилище, стабильная зарплата. Даже если и знал кто, молчали, потому что доллар – видимый, настоящий, осязаемый – всегда перевесит невидимую смерть… Так, может, не только Зона виновата в мутациях? Может, копилось оно десятилетиями в генах хармонтцев, а Посещение лишь катализатором той заразы стало, запалом, толчком, благодаря которому и выплеснулось наружу все накопленное?..