Никто не заплачет
Шрифт:
Он ждал ее, сидя за столом на кухне и чинно беседуя с мамой и Соней. Верочка почувствовала на себе открытый, мягкий, восхищенный взгляд. Ей стало тепло и спокойно.
— Только не слишком поздно, пожалуйста, — сказала мама, поцеловав Верочку на прощание, и прошептала на ухо:
— Очень приятный молодой человек!
Федор повел ее в небольшой ресторан, который находился совсем близко, в трех кварталах от дома. Много лет в этом помещении была химчистка, потом без конца открывалось и закрывалось что-то новое: обувной магазин, офис мелкого банка, пункт проката видеокассет, продавали итальянскую сантехнику, потом детскую одежду. И вот теперь, отремонтировав в очередной раз,
Столики отделялись друг от друга перегородками, увитыми живым плющом. Официант, у которого усы точно повторяли форму и цвет черного галстука-бабочки, принес меню.
Вера вспомнила, что в последний раз была в ресторане на переговорах с какими-то бельгийцами. Ее нанял на две недели начинающий бизнесмен. Он все пытался задорого продать бельгийцам некие чудодейственные программы омоложения, разработанные сибирскими шаманами в позапрошлом веке, якобы найденные и расшифрованные самим этим бизнесменом, фельдшером по образованию. Он преподносил это как открытие века, переворот в медицине.
— Ну ты добавь что-то от себя, у тебя ведь язык хорошо подвешен, все-таки высшее гуманитарное образование, и вообще женщины умеют о таких вещах говорить убедительней, — шептал он Вере на ухо, когда запасы его рекламного красноречия исчерпались, — если они купят, я тебе вдвое больше заплачу.
Вера понимала, что бизнесмен старается подсунуть бельгийцам совершенную ерунду. Ей не хотелось вносить свою лепту в это одурачивание. Конечно, бельгийцы сами не дети, профессора-медики, но в какой-то момент они сломались и несколько образцов эликсира молодости приобрели. Бизнесмен на радостях заплатил, правда, не вдвое, а только в полтора раза больше. Вера была несказанно удивлена. Она ведь делала свою работу механически, ни слова не добавляла, и он, хоть французского не знал, прекрасно это понял. Она с самого начала предупредила: я только переводчик, никак не рекламный агент.
Вообще рестораны для Веры ассоциировались прежде всего с работой. Она не могла вспомнить, когда была в ресторане или кафе просто так, не в качестве переводчика.
— Что будем пить? — спросил официант.
— Верочка, это вопрос к вам. Я не пью, — улыбнулся Федор.
«Он еще и не пьет! — поздравила себя Вера. — Счастье-то какое!»
— Мне, пожалуйста, белого, сухого, совсем немного. Официант перечислил сортов пять сухих белых вин.
— На ваше усмотрение, — пожала плечами Вера. На горячее заказали по шашлыку из осетрины. Вера достала из сумочки сигарету и закурила.
— Странно, что Мотя ведет себя так по-свински, — сказала она, — сегодня, когда вы пришли, он даже не вылез поздороваться.
— Знаете, наверное, я ему напоминаю о самых неприятных моментах в жизни, задумчиво произнес Федор, — он ведь очень переживал, когда потерялся.
— Но именно вы его нашли и от тех кобелей спасли.
— Все равно я для него чужой. Ему хотелось домой, к своим хозяевам. Он нервничал, метался, не ел ничего. Это состояние тревоги он в определенной степени перенес на меня, а потому не хочет видеть, не хочет вспоминать о своих переживаниях.
— Федор, а вы не усложняете собачью психику? Вы анализируете Мотьку прямо по Фрейду, — засмеялась Вера. — На самом деле просто балованный, невоспитанный пес.
— Я уже говорил вам, Верочка, этому псу я все прощу и буду благодарен всю жизнь. Если бы не он, мы бы с вами никогда не встретились. А теперь я живу с ощущением постоянного праздника в душе. Знаете, у меня никогда такого не было. Вот проснулся сегодня утром, открыл глаза и сразу почувствовал себя счастливым оттого, что вы есть, что я вас увижу.
— Вы
— А разве можно такое говорить не всерьез? Ну сами подумайте, зачем? Какая у меня может быть корысть? Единственная моя корысть — вы сами, Верочка…
— Это замечательно, честное слово! — Вера опять засмеялась. — Скорее всего, вы преувеличиваете, но слушать — одно удовольствие.
— Я не преувеличиваю, — он протянул руку через стол и коснулся Вериных пальцев, — просто я привык называть вещи своими именами. Когда я вас увидел, у меня даже голова закружилась. Я испугался одного: вдруг вы замужем? Впрочем, если бы вы были замужем, я бы вас отбил, увел, похитил, что-нибудь придумал.
Вера осторожно убрала руку из-под его горячей ладони. Она была совершенно спокойна. Не то чтобы этот Федор ей ни капельки не нравился. Нет, нравился, но и немного пугал, как-то настораживал, она не могла понять, чем именно. К тому же почти весь запас сильных чувств был израсходован на другого человека. Она устала от переживаний, слишком часто ее сердце останавливалось, потом начинало дико стучать, лицо заливалось краской.
— Вы как будто заморожены. Кто-то сильно обидел вас? — спросил он, требовательно заглядывая ей в глаза.
— Почему вы так решили? Никто не обижал. Я не замороженная, я в принципе не очень эмоциональный человек, — соврала Вера.
— И все-таки мне кажется, кто-то сделал вам больно. Больше такого не будет. Я вам это обещаю. Пока я рядом, никто вам больно не сделает. Я вижу, вас обижали, вас не любили так, как вы того заслуживаете.
— А как я заслуживаю? — Вера отхлебнула кисловатого терпкого вина.
«Что-то не то, — думала она, — он говорит как герой сериала. Однако слушать почему-то приятно. Если честно, никто ничего подобного мне не говорил. Пусть это отдает дурной патетикой, но ведь на самом деле такие вот внезапные чувства сложно сформулировать, а сериалы сейчас все смотрят, и в каждом доме сладкие сопли с телеэкранов льются. Человек, даже если сам специально не смотрит, все равно поневоле получает свою ежедневную порцию, впитывает эту лексику, думает, что так и надо разговаривать в жизни. Впрочем, может, я ничего не понимаю? Может, я и вправду замороженная? Чтобы оттаять и прийти в себя, мне нужен такой вот красивый роман, сладкая сказка. У меня не было ни одного мужчины, кроме Стаса. А мне уже тридцать. Сколько еще осталось женского века? Каждый раз, когда с кем-то другим доходило до серьезных отношений, Стас налетал, как коршун, говорил, что погибнет без меня, что все у нас будет по-другому, и я верила. Потом некоторое время все действительно было по-другому. Стас делался нежным, внимательным, у нас начинался медовый месяц. Недолгий, но медовый… Интересно, налетит ли он, как коршун, на этот раз? И что будет? Охранник Федор не похож на прежних моих ухажеров…»
Официант между тем уставил стол закусками — семга, черная икра, огромные тигровые креветки. Верочка, глядя на все это великолепие, тихонько присвистнула:
— А вы, Федор, оказывается, еще и богатенький Буратино? Неужели охранники так много получают?
— Как вам сказать? Зависит от того, кого охраняешь. Я получаю средне. Но сегодня у меня праздник.
— День рождения? Он вдруг засмеялся, весело и заразительно.
— Нет, день рождения у меня в январе. Мой праздник — вы, Верочка. Я всегда мечтал встретить именно такую женщину, с такими волосами, глазами, с такой улыбкой. Но дело даже не в этом, то есть не во внешности, а в чем-то совсем другом. Я просто чувствую, вы — моя женщина.