Нильфешни из Хаоса
Шрифт:
— Но каким-то образом меня нашли его ахасы.
– Тринадцатая кивнула на призрачную рваную плоть на полу. Пройдете еще пара минут - и не останется совсем ничего.
– И выудили из моего маленького убежища в теле дурочки Марори.
— Я не знаю! Я ничего не знаю!
– Миле разве что на колени не падал.
— Ты предал меня, - теперь уже ни капли не играя, прошипела в его испуганное лицо Тринадцатая.
– А я тебе верила! Тебе одному! Думала, ты не станешь играть в их игры. Я, чтоб вас всех темные побрали, просто хотела жить!
Тринадцатая плакала. Первый раз за свои шестнадцать лет - плакала. На душе было горько от
— Это ты. Это все мог устроить только ты.
– Она не спрашивала, она знала, что права.
— У меня не было выхода. Они угрожали моей семье, сказали, что убьют их.
— И ты поверил.
– Еще один горький смешок, за которым, как за ширмой, Тринадцатая спрятала свою слабость.
– Ты поверил паукам. Дожить до седин и не уметь разбираться в людях. Миле, это было бы смешно, если бы не стоило жизни многим невинным людям. Ты же знаешь, что теперь будет?
— Уходи.
– Он трясущейся рукой указал в сторону сорванной с петель двери.
– Я никому не скажу.
— Теперь это не имеет значения.
— Они не смогут тебя найти, если ты спрячешься... там.
– Мужчина сглотнул, его трясущиеся сухие губы вызывали чувство гадливости.
– Ты же можешь.
— Как легко. Сперва найти песчинку прошлого, потом украсть ее и отдать сумасшедшему психу, потому что тот пообещал собственную лабораторию с неограниченными возможностями. И закрывать глаза на маленькие странности, да? Ты же создал ее! Ты не мог не знать, для чего Шаэдису воскрешенная Темная!
— Она просто кукла, - пытался оправдываться Миле, хоть и слепой бы увидел, что он сам себе поверить не в состоянии.
– Просто.
— Просто мать немощного уродца, которому меня приготовили в качестве десерта, - «освежила» его воспоминания Тринадцатая.
– Темные, всего одна крупица, пылинка - и вы, люди, раздули из нее Апокалипсис.
— Ты же сама делала для него все те вещи, а потом пришла ко мне, чтобы я тебя спрятал. И я прятал, хотя знал, чем рискую. А теперь ты... проснулась и решила вылить на меня ушат помоев твоего прошлого.
Тринадцатая вздохнула, отошла, дав мужчине возможность доползти до двери, но едва он попытался ее открыть - подхватила раскаленную добела темную нить Плетения и швырнула в него пригоршню стеклянных шипов. Часть пролетела мимо, вонзилась в деревянную дверь, часть попала в цель, заставив ученого свалиться на пол и корчится от боли, хватаясь то за окровавленную руку, то за окровавленную ногу. Так лучше, теперь он не то что сбежать - встать не сможет.
Есть пара минут придумать, что делать дальше. Раз ее нашли ищейки Вандрика, то и Лига скоро даст о себе знать. Маска дочки Милса была идеальной маскировкой: у нее даже запах крови сменился, и Вандрик мог хоть в лепешку расшибиться, но против этой уловки оказались беспомощны даже ахасы, а ведь он всегда с такой гордостью говорил, что у них безупречный нюх. Воевать сразу против двух противников - гиблое дело. По крайней мере до тех пор, пока частица Светлого не разгорится достаточно ярко, чтобы «догнать» свое темное подобие. Вандрик всегда говорил, что она - сердце Равновесия. Надо же, какой идиот.
— Это чтобы ты не наделал глупостей, - сказала она, сворачивая вокруг Милса тугой кокон.
– Потому что я с тобой еще не закончила. И, - Тринадцатая приложила палец к губам, -
Мужчина, вращая глазами, только мычал, потому что в следующее мгновение рот просто исчез с его лица, будто его стерли ластиком.
Тринадцатая хмыкнула и, насвистывая что-то себе под нос, поднялась в свою комнату. Точнее. В комнату глупышки Марори. У нее все всегда лежало на своих местах: письменные принадлежности в полном порядке, тетради, карандаши, книги. В шкафах - гармония, даже носки по цвету отсортированы. Надо же, как чудно - в одном и том же теле уживаются две совершенно разные личности. Возможно потому, что малышка Марори, в отличие от нее, пока не притрагивалась к Хаосу. Но девочка оказалась чертовски полезна, как ни крути, и, пожалуй, ее польза еще не иссякла.
План созрел быстро, материализовался из ничего, как и большинство других планов Тринадцатой. Возможно, не безупречный, но дееспособный. И, к сожалению, единственный, потому что времени выпестовать что-то более подходящее просто не было. Скоро заявятся мать и дочка Мил сов, а еще нужно успеть совершить все необходимые приготовления.
На то чтобы заполнить все формы ушла пара минут. Дурочка Марори так мечтала об Эльхайме, что держала все под рукой: бланки, брошюры, даже фотографии. В электронной форме Тринадцатая, и глазом не моргнув, вписала фальшивый возраст: семнадцать лет. Ну, можно сказать, почти правда, если не думать о том, что истина, как известно, скрывается в деталях.
Эльхайм - идеальное место для Марори. Странно, что она раньше об этом не подумала. То, что нужно, чтобы раздуть пламя искры Светлого. Ну и что, что пока оно слишком слабое и едва ли его сможет почувствовать даже самый сильный мастер Плетения. Главное, что оно есть, и его потенциал просто огромен..
«А если не получится?»
Тринадцатая отмахнулась от назойливой мысли, потому что знала: стоит задуматься - и все пойдет прахом. В любом случае, когда придет время, они ее разбудят. Принесут подсказки. Главное - не уснуть слишком сильно, чтобы не стать заложницей малышки Марори. Она, кажется, слишком мягкотела, чтобы понять и принять происходящее, как вынужденную меру. Иногда чтобы выиграть у подонков и тщеславных сволочей, и самому нужно стать сволочью и подонком.
Она вернулась в гостиную, осмотрелась: от ахасов не осталось и следа, а Миле медленно истекал кровью. Он был жив, но огромная лужа крови под ним красноречиво намекала, что без своевременного вмешательства его уже не спасти. Тринадцатая покачала головой. Он, возможно, тот еще моральный урод, но смерть - как-то слишком жестоко. С другой стороны - его нужно положить на алтарь ее плана, иначе ничего не получится. Чтобы разбудить малышку Марори нужно как следует врезать ей по башке. Фигурально, конечно, но все же.
Тринадцатая «стерла» остатки крови, перевернула Милса на спину. Проклятье, ее мутит от запаха крови этого ученого старика. Пришлось взять себя в руки, чтобы погасить рвотные позывы. Все для того, чтобы малышка Марори охотнее поверила в новую для нее реальность.
— Я бы хотела сказать, что мне жаль, - глядя в его стекленеющие глаза, сказала Тринадцатая.
– но мне не жаль. Радуйся, что это делаю я, а не какой-нибудь болван из Лиги. Они бы не стали церемонится... — загрызть человека, которого считала отцом. А потом она, Марори, заставила мать и сестру поверить в то, что там и правда были дознаватели и вампир, которого они уничтожили.