Нина (поколение войны)
Шрифт:
– Да как же так, батенька, родненький, мы же сосватанные. – Клаша застыла. Голосок поменялся. И только опухшие глаза и хрипловатый подсвист в голоске, предательски свидетельствовали о недавней бурной истерике.
– Как засватали, так и рассватаем, нужна ли мне в доме такая невестка и не знаю даже. – пожал плечами отец жениха, рассматривая аккуратные швы на подвернутых рукавах обновы.
– Не рассватывайте, на все согласная, во всем помогать буду, работать буду от зорьки до поздней ноченьки, смилуйтесь, любовь у нас. – упав на колени умоляла девица.
– Ну,
Настасья кормила гусей, и зашла в тот самый момент, когда гости были на пороге. Клаша стыдливо опустила глаза, а Егор многозначно подмигнул красавице.
Следом прибежала Катенька. Глаза круглые, схватила Настасью, да за угол мазанки завела. Все тихонько рассказала, что Клашка ревнивица в деревне устроила. Девушка так и села на мураву. Долго гутарили, да решила Настасья пока от предложения Петра не отказываться.
***
Тятька Трофим любил придаваться воспоминаниям. Бывало, долгим зимним вечером соберет ребятню, и ведает все что помнит, а помнил он не мало. Одни на его рассказах вырастут, другие подрастут, и все хвостом за ним бегали, послушать занимательные истории о том, как было и как жили.
– Давным-давно, жила одна барышня, красивая была, аш глаза слезились, наряды пышные, ходила чинно, много языков знавала, много книг читала, хотя сама немка.
– Тятенька, а кто такая немка? – вмешался любопытный паренек лет пяти.
– Да кто ж ее разберет, только потом она православие приняла, окрестилась и стала привить народом. В те времена на тыщу верст, что в одну, что в другую сторону тут вообще ничего не было, башкиры только кочевали.
– Тятенька, тятенька, а башкиры кто такие?
– Башкирцы – тюркские племена, кочевники, воинственные и могущественные в своих родовых связях. Горячая кровь и пылкий нрав. А раньше и вообще жили там, где хотели, бродили по степям, где поля для скота хороши, там и дом.
– Как цыгане?
– Да, только коней с ребятней любопытной не крали, – рассмеялся Трафим. – Так вот, что же я вам рассказать хотел?
– Про барышню глаза режущую. – подсказала русоволосая девочка, под мальчугана обстриженная.
– Да не резала она глаза, они от ее красоты слезились. Так вот. Решила Екатерина свои земли обустроить. Страна огромная, от горизонта до горизонта, конца и края не увидишь. Собрала людей умных и отправила их в поход. Вот там, где ступали они, там крепости закладывали. Шел Кириллов с отрядом из двухсот пятидесяти голов казаков яицких вдоль полноводной реки Самары, закладывая камни для будущих крепостей. Но не сразу они строились, всему время надобно. Так и наша Сорочинская задержалась.
– А почему Сорочинская? – не унимался малой сорванец.
– Ну, гутарят всякое, то ли от реки название пошло, то ли из-за нарядов казака Арефьева, гонца, что в Самару докладывал, о там как крепость строится, большие чины его сорокой прозвали. Так и закрепилось, вести от сороки из Сорочинска. Хотя кроме него так никто не разряжался. –
***
Варюша, девушка лет семнадцати облюбовавшая дальний уголок, наблюдала за любопытной деревенской детворой, с грустью вспоминая свое детство. Трафим, приходился её матушки двоюродным братом, в детстве они часто приезжали в Родинку с бабушкой. Непомерно радовалась фуфайке, в которой в отличие от дорогой шубки можно было носиться и вместе с ребятней кататься в снегу. Да головам сахарным, от которых дядька кусочки откалывал да ей щипцами к чаю подавал, а она дивилась, ведь такого в их доме не было.
Единственное, что отличало городскую от сельчан были валеночки с вышивкой и калошами, не виданная редкость зимой, сапожки весной и туфельки летом. Но и эту проблему тятенька решил, умело свояв лапти прям по ножке маленькой мещанской барышни. В удивление были и диковинные деревянные ложки. Расписная лопать с резным черенком и шишкой на шейке, из которых маленькая Варюша ни обжигала губы. Отсутствие привычных столовых тарелок, но так было весело работать ложкой, вкушая ароматные печные щи.
До революции у них был огромный дом в два этажа на Хлебной площади в котором Трафим был частым гостем. Центр Самарской губернии собрал лучшие городские умы. Чаепития в беседке и на открытой терраске из исторических экскурсов плавно перетекали в политические бои. Из которых, дяденька всегда выходил победителем, так как считал, что отмена крепостного права давала невообразимые возможности людям и благотворно сказалась на индустриальном и экономическом росте. А на селе жили плохо лишь те, кто бока не печи пролеживал.
После революции часто ходил к Марусеньки на кладбище и плакался, как жаль, что супружница не смогла пережить всего этого. Пуще, воспевая декабристов, ведь если им тогда удалось довершить начатое благое деяние, не пролилось бы столько крови. Добро бы своим горбом заработанное, никто бы не отобрал.
Семье Варюши повезло больше остальных. Маменька была не грамотной простолюдинкой. Папенька самородок голубых кровей. Сам выучился. Дослужился на железной дороги до весьма высокого и почётного чина. Да и Клавдия, которую маменька взяла в дом работницей и любила как родную дочку, сыграла не малую роль в спасении семьи.