Нищета. Часть первая
Шрифт:
— Черт побери, вы сегодня слишком нервничаете, дорогой граф! Постарайтесь успокоиться и быть любезным с нашим человеком! Не плюйте в колодец — пригодится воды напиться.
— Пригодится? Теперь?
— Кто знает: может быть, мы начнем всю игру сызнова.
Граф закурил.
— Вот и он! — заметил Николя. — Я слышу его шаги. Пойду открою.
Появился разносчик.
— Ну что? — спросил сыщик. — Какие новости?
— Плохие.
— Вот как?
— Потрясающие! Небывалые! Сногсшибательные!
— Хватит восклицаний! Говори же, в чем дело?
— Он все завещал ученому!
— Господину Дювалю? — спросил граф.
— Нет, какому-то Леон-Полю, метельщику; мы зовем его между собой «ученым». Другого такого чудака не сыщешь во всем Париже!
— Вы уверены, что все завещано ему?
— Я сам подписался под завещанием, как свидетель.
— Ого! — воскликнул Николя. — Ты осмелился подписаться?
— Ну да.
— Своим настоящим именем.
— Да
— Нет.
— Я отлично сыграл свою роль.
— Значит, Леон-Поль — наследник…
— Сущей безделицы: каких-нибудь девятнадцати миллионов!
— Ладно, все к лучшему. Слышите граф? Благодаря подписи Лезорна можно будет оспаривать завещание.
Гектор не отвечал, погруженный в раздумье. Олимпия могла оказаться наследницей брата! Это произвело сильное впечатление на бывшего возлюбленного злополучной узницы. В его рыцарской душе внезапно проснулась нежность, готовая восторжествовать над всеми предрассудками. Девятнадцать миллионов… Подумать только: она может получить целых девятнадцать миллионов! Эта мысль не давала ему покоя.
— Вы не слушаете меня, граф, — продолжал Николая, — между тем нам повезло. Благодаря подписи Лезорна завещание не имеет законной силы.
— Почему? — спросил разносчик.
— Потому что лишен гражданских прав.
— Черт побери, у меня столько других прав, что такая потеря мало меня огорчает, и…
— Ладно, ладно. Вернемся к делу: как чувствовал себя старик, когда ты уходил?
— Очень плохо.
— Долго он, по-твоему, протянет?
— Через час окочурится.
— Так что завтра…
— Да не завтра, а через час, говорю вам, этот метельщик, этот нищий станет обладателем девятнадцати миллионов! Обидно, черт возьми… И если из-за моей подписи денежки от него ускользнут…
— По крайней мере она дает повод для процесса. А тем временем мы добьемся выгодной полюбовной сделки… Понимаете, граф?
— Процесс мы проиграем, а поладить с таким человеком, как этот метельщик, — нечего и мечтать.
— Так что же делать?
— Сейчас — ничего, — сказал Гектор. — Я подумаю. Сходите за фонариком, любезный Николя! Мне нужно кой-кого предупредить о происшедшем. А завтра мы потолкуем обо всем.
Сыщик вышел. Граф с живостью обернулся к разносчику.
— Возвращайтесь на свой наблюдательный пост, Лезорн, и, если что случится, немедля сообщите мне. Вот вам сто франков за хлопоты. И смотрите, не проболтайтесь никому, даже Николя.
— Ладно! — ответил разносчик и сунул деньги в карман штанов.
— То, что я скажу вам, никто не должен знать.
— Ясно.
— Часа через полтора я вернусь.
— Мне тоже прийти?
— Да, и поможете оставаться хоть до утра.
— Спасибо.
— Вы получите хорошее вознаграждение, и я позабочусь, чтобы полиция вас не трогала.
— Вы очень добры, граф. Надеюсь оплатить вам той же монетой.
Гектор поморщился.
— Хе-хе-хе! Никогда нельзя знать заранее, как жизнь обернется, — заметил Лезорн.
— Это верно.
— Бывало и так, что похуже меня бедняк помогал знатной персоне вроде вас, и даже спасал ее.
Николя вернулся и сообщил, что фиакр ждет. Граф поспешно сел в экипаж и крикнул кучеру: «Бульвар Пор-Рояль!» Но, доехав до Люксембургского сада, он неожиданно изменил маршрут и велел повернуть к тюрьме Сен-Лазар.
LVIII. Куча новостей
На другой день после описанных событий в вечерней газете можно было прочесть:
«Вчера рабочий-кожевник, некто Жан Бродар, выходя из своей квартиры в пять часов утра, обо что-то споткнулся. Нагнувшись, он с удивлением обнаружил человека, лежавшего у самого порога. Решив, что какой-нибудь пьяный сосед не смог добраться домой, Бродар потянул неизвестного за рукав, пытаясь разбудить его. Но спящий не шевельнулся: он был мертв.
Бродар немедленно отправился в полицейский участок на улице Гоблен и сообщил, что им обнаружен труп. Для производства дознания на место происшествия явился полицейский комиссар и установил наличие убийства. Оно было совершено несколько поодаль, о чем свидетельствовал кровавый след, тянувшийся по тротуару на протяжении пятидесяти шагов. Несчастный, хотя его живот был распорот двумя ударами ножа, нашел в себе силы дотащиться до двери Бродаров, перед которой и умер от ран.
На вид убитому лет пятьдесят. На нем опрятная одежда: синяя блуза и черные брюки. Одно необычное обстоятельство заставляет отбросить предположение, что преступление совершено с целью грабежа. Дело в том, что в руке убитого была зажата тысячефранковая ассигнация с надписью, сделанной карандашом:
„HABENT SUA FATA LIBELLI“
Неопознанное тело отправлено в морг».
Спустя еще день в газете, принадлежавшей к числу «независимых», под заголовком «В морге» было напечатано:
«На одной из каменных плит, служащих местом предпоследнего упокоения стольких горемык, лежит тело мужчины, убитого вчера на улице Крульбарб. Вокруг толпятся любопытные.
Красивая голова мертвеца, выделяясь на черном фоне холодного мрамора, производит потрясающее впечатление. Глаза широко раскрыты и как будто устремлены на толпу с выражением сострадания. От этого делается жутко, стараешься поскорее пройти мимо. Что-то таинственное глядит этими тусклыми зрачками из немых потусторонних глубин.
Среди посетителей морга — матери с детьми на руках, малыши, встающие на цыпочки, чтобы поглазеть; мальчишки-подручные ужом проскальзывают между зрителями. Тут и девушки, и старики; последние покачивают головами и, вероятно, находят, что лежать на этом каменном ложе не так уж и плохо. По крайней мере мертвым не грозит опасность быть арестованным за бродяжничество, и они ни в чем не нуждаются…
Люди прохаживаются взад и вперед, громко разговаривая между собой. В одной части большого зала — шум, движение, словом, — жизнь; в другой — молчание, неподвижность, смерть… Вдруг раздается крик, и какая-то женщина падает без чувств: она узнала в убитом своего брата, которого искала с самого утра.
Жертвой преступления на улице Крульбарб оказался не кто иной, как получивший с недавних пор известность парижский метельщик, главный наследник г. Максиса де Сен-Сирга, эксцентричного богача, завещавшего ему ни более ни менее, как девятнадцать миллионов франков…
В момент убийства г. Леон-Поля полицейские находились неподалеку; они арестовывали несколько рабочих, которые собрались без разрешения, чтобы обсудить, нельзя ли как-нибудь прожить подешевле. Конечно, полиция не может уследить за всем, и в первую очередь должна внушать гражданам, на чьи средства она содержится, спасительный страх, равно полезный и евреям во времена Моисея, и французам в достопамятную эпоху первого президентства [136] ».
136
…в достопамятную эпоху первого президентства. — См. примечание к сноске 129.
А в органе иезуитов «Пламенеющее сердце» любители клерикальных бредней могли через несколько дней прочитать такую статейку:
Наши подписчики обрадуются, узнав, что атеисты посрамлены. Оружие, которое они собирались направить против всевышнего, обратилось против них самих…
Как известно, один богатый маньяк, вольтерьянец, завещал городу Парижу четыре миллиона франков на школы, призванные уравнять престиж школ наших дорогих братьев во Христе. По дьявольскому умыслу завещателя, его школам надлежало быть закрытыми пансионами, где дети пролетариев за самую умеренную плату обучались бы исключительно светским наукам, воспитывались бы в духе безбожия и самых мерзких идей нашего века.
Муниципальный совет собирался осуществить сей прискорбный проект, ссылаясь на так называемую независимость взглядов; за нее, как за ширму, прячутся ныне все злодеи, примкнувшие к сторонникам новой философии.
Но, к счастью, в лагере филистимлян раздоры. Школы, о которых идет речь, еще не построены, а наши переполнены детьми. В них не хватает мест, несмотря на то, что наши возлюбленные братья открыли в одном лишь Париже сорок новых школ. С божьей помощью мы готовим армию, и когда наступит Судный день, она поразит республиканцев. В средствах для этого недостатка нет. Читайте далее, и вы поймете.
В газетах уже сообщалось, что старый богач предназначил львиную долю своего состояния для еще более возмутительной цели. Сей опасный, хотя и остававшийся в тени враг церкви намеревался с помощью накопленных им девятнадцати миллионов бросить дерзкий вызов словам Христа: „Бедные да пребудут всегда среди вас“. Главный наследник поклялся выполнить волю пожертвователя, но всемогущий простер свою десницу и покарал гордеца, вознамерившегося пойти против него… Вчера этого человека похоронили.
Его сестра, скромная девушка, никогда не покидавшая стези добродетели, унаследовала девятнадцать миллионов, которые г. де Сен-Сирг завещал ее брату с целью обеспечить всех работой и уничтожить нищету. Нелепая утопия!
Мадемуазель Олимпия Леон-Поль, наследница, давно собиравшаяся принять постриг, сообщила нам, что намерена все богатства, ниспосланные ей по неизреченной благости господней, употребить во славу божию. В беседах с нами м-ль Леон-Поль заявила, что жертвует восемь миллионов на основание католических пансионов. Это еще не все: щедрая наследница поручила г. Гектору де Мериа издавать на ее средства в Париже еженедельник, ставящий задачей религиозное воспитание народа. Журнал этот, объемом в 32 страницы, намечено выпускать миллионным тиражом; к каждому номеру, ценою всего в два су, будет бесплатное приложение — фунт хлеба. Это, безусловно, крупнейшее финансовое предприятие нашего времени и великое богоугодное дело.
По слухам, директором будет назначен преподобный Девис-Рот; должность главного редактора займет граф де Мериа, а секретаря редакции — виконт д’Эспайяк.
Итак, все козни духа зла обратились к вящей славе господней и к посрамлению врагов церкви».