Нищета. Часть вторая
Шрифт:
— Я жду тебя битый час! — сказал Гренюш, подходя к товарищу.
Тут он заметил, как Бродар одет, заметил и его большой лоток.
— Эге, да ты никак вырядился по-другому? Обзавелся новой шкурой и кое-чем для облапошивания?
— Меня снабдил мой бывший поставщик.
Ополоснув горло стаканом вина, они пошли в префектуру. Гренюш, чувствовавший себя там как дома, объяснил Бродару, к кому надо обратиться.
— Кстати, — спросил Жак, — где Жан-Этьен?
— О, этот далеко пойдет: он — агент тайной полиции.
Бродар подал прошение о том, чтобы ему дозволили торговать вразнос. Ему еще ни разу не приходилось подписываться фамилией Лезорна, и он чуть
— Что ж, пока займитесь торговлей, — сказал г-н N. — А потом, в зависимости от того, как вы будете себя вести, увидим, продлить вам разрешение или нет.
Так как Бродар не трогался с места, г-н N. добавил:
— Можете идти.
— Извините, сударь, — сказал Жак. — Один из моих товарищей по каторге в полном отчаянии от того, что трое его детей остались без присмотра: он поручил мне позаботиться о них, и я обещал ему это.
— Вот как?
— Да. И хоть я всего лишь жалкий бедняк, но сдержу свое слово.
Жак говорил с таким волнением, что чиновник поднял на него глаза и, откинувшись в кресле, спросил:
— И вы собираетесь, не имея никаких средств, содержать троих детей?
— Да; это позволит мне оставаться честным!
— Или опять приняться за прежнее.
— О, сударь!
— Где же эти дети?
— Я пришел просить, чтобы вы помогли мне найти их.
— Как их фамилия?
— Бродар.
— С ума вы сошли, что ли? Это не по нашей части. Ими должен заняться отдел общественного призрения.
— Видите ли, у старшей — билет, хотя ей всего лишь семнадцать.
— Ах вот как! Да, я что-то слышал об этой девице. Она, кажется, по призванию потаскушка.
И г-н N. улыбнулся удачной, по его мнению, шутке.
— Призвание это ее или нет, но Анжела Бродар будет вычеркнута из списка проституток.
Чиновник скрестил руки на груди, сдвинул очки на лоб и, глядя из-под них уничтожающим взглядом, спросил:
— И вы, Лезорн, думаете добиться этого?
– Да.
— Черт возьми! В Тулоне вы сделались весьма добродетельны!
— Значит, полиция не будет вести розысков? — спросил Жак, не обратив внимания на ехидное замечание блюстителя нравов.
— Милейший, вы легко найдете Анжелу Бродар на панели. Что касается ее сестер, то, повторяю, ими должен заняться отдел общественного призрения.
Бродар вышел, задыхаясь от бешенства. Но теперь по крайней мере он знал, что если полиция и не поможет ему отыскать детей, то и препятствовать не станет. Торговка птичьим кормом, вероятно, кое-что разузнает. Если же ей не удастся это сделать, придется искать одному. Он должен спасти своих дочерей во что бы то ни стало!
И Жак отправился на улицу Глясьер.
VI. Волк в овечьей шкуре
Получив в свое распоряжение богатства Олимпии, граф де Мериа стал вести более добродетельный образ жизни, по крайней мере внешне. Придерживаясь мнения святых отцов, он считал тайный грех наполовину прощенным.
Гектор забыл дорогу в притоны, где вино было дрянное, а у девок — лиловые губы. Но, вступив на путь, ведущий к вечному блаженству, он не пренебрегал утехами земной жизни. Совесть его была спокойна: все равно, исповедовался он или нет — его злодеяния оставались скрытыми и отпущение грехов было ему обеспечено. Да и что значили эти грехи, если вспомнить, с каким благочестивым рвением служил он Богу и его святой невесте, нашей матери-церкви?
Де Мериа решил по примеру братьев-игнорантинцев [6] заняться воспитанием юного поколения на свой манер. Под вывеской благотворительного приюта, руководимого женщиной того же пошиба, что и он сам, сей Тартюф [7] вздумал устроить притон разврата, новый «Олений домик» [8] , еще более усовершенствованный при помощи тех чудовищных ухищрений порока и лицемерия, о которых может дать понятие бордоский процесс.
6
Братья-игнорантинцы — члены монашеского ордена, отрицавшего всякое просвещение.
7
Тартюф — герой одноименной комедии Мольера, тип лицемера и ханжи.
8
«Олений домик» — павильон в одном из дворцовых парков, служивший Людовику XV для тайных свиданий.
Гектор и его преступные сообщники не дожидались, когда к ним приведут детей: они отыскивали свои жертвы в больнице, по воле судьбы находившейся близко от Парижа. Оттуда можно было брать сразу по нескольку девочек, в возрасте от десяти до пятнадцати лет, которым родители не могли предоставить условий, необходимых для полного выздоровления. Желающих нашлось немало: чтобы попасть в приют Нотр-Дам де ла Бонгард (так называлось это заведение), требовались влиятельные покровители.
Дом принадлежал Олимпии и после ее смерти должен был перейти в собственность деревни Z. В муниципальном совете этой деревни не подозревали, что творится за высокими белыми стенами приюта, созданного стараниями графа де Мериа, «виконта д’Эспайяка» и прочих негодяев, пользовавшихся благотворительностью как удобной ширмой.
Некоторые девочки умирали: очевидно, их слишком поздно забирали из больницы. Но, возможно, Господь Бог желал подвергнуть испытанию твердость духа руководителей приюта? А еще вероятнее, он в неизреченной благости своей вознамерился спасти невинных голубиц от погибели прежде, чем земная грязь замарает их крылья. Так по крайней мере утверждала газета графа де Мериа, которая задавала тон; другие органы благочестивой прессы повторяли ее разглагольствования, за отсутствием иных сведений.
Благородный виконт проявлял поистине неистощимое усердие, завязывая знакомства в светских кругах. Он решал также, кого принять в приют, а кому отказать в зависимости от положения семьи и от других обстоятельств. Зоркий наблюдатель мог бы заметить, что все девочки, попавшие в приют, были прехорошенькие. «Точно на подбор!» — наивно удивлялась одна старая ханжа и восторженно всплескивала руками всякий раз, когда видела г-жу Сен-Стефан, начальницу этого богоугодного заведения.
— Так молода, красива, знатна — и посвятила свою жизнь служению беднякам! Да это святая! — наперебой восклицали простаки.
Преподобный Девис-Рот чуял, что тут дело нечисто: ведь приют был основан такими людьми, как Гектор и Николя! Но иезуит принадлежал к тем генералам, которые позволяют своим солдатам грабить: лишь бы город был взят, остальное неважно.
За несколько дней до приезда Бродара граф де Мериа встретил на улице его младших дочерей, Луизу и Софи. Дрожа от лихорадки, Софи пыталась согреться, подставляя лицо бледным лучам зимнего солнца. Она чахла от малокровия. Хотя ради сестер Анжела готова была терпеть любые невзгоды, ее скудного заработка не хватало, чтобы поддержать силы девочки, чересчур рослой для своих лет, вытянувшейся, как цветок, который из подземелья стремится к свету.