Нищие на пороге рая
Шрифт:
– В лесу сова, – усмехнулся Пашка. – Страшно!
– Какая сова? – озадаченно переспросил приятель.
– Деда Феди любимая сова, – тут Пашка уже в голос заржал. – Я бы даже сказал именная!
– Да ну тебя…
– Ладно, не серчай. Если честно, неохота мне через лес. Оттуда мертвяки к посаду вышли. Ну его… Лучше людскими тропами, чем мертвяцкими.
– Тоже верно, – кивнул Шелест. – Хотя я недавно мертвяцкими ходил и, как видишь, ничего, цел.
– Ты лучше про смуту колись, – проворчал Пашка. – А то все намеками да экивоками. Чего, в городе кто-то умудрился мозги не растерять? Организоваться?
–
– Неудивительно, что мобилизовали… – Пашка никак не мог остановиться, ворчал и ворчал. – Я когда увидел, как ты самогон из пробирки пьешь, сразу понял – чокнутый яйцеголовый. Все из стаканов, а он из пробирки!
– Привычка! – хохотнул Витька. – Да и удобнее, просто не все понимают.
– Слушай, но вообще я поражен, – признался Пашка. – Двадцать лет! Двадцать лет в говне и дикости – и вдруг перчатки, пакетики вакуумные… Я уже и забыл, как это все выглядит!
– Ничего, руки все помнят, как оказалось, – Шелест на ходу пожал плечами. – Мне эта дикость уже во где, – он выразительно рубанул ребром ладони по кадыку. – В цивилизацию хочу. Под горячий душ с хлорированной водой. Чтоб телевизор и в нем футбол. Я даже на отраву из Макдоналдса согласен, но не дольше трех дней! Задолбало уже все доморощенное. Жрать невозможно, соли мало, перца вообще нет. Лекарств хрен достанешь, люди от чиха дохнут. У шишкарей, вон, недавно парня двадцатилетнего похоронили – аппендицит схватил. То есть это уже потом поняли, что аппендицит, когда кузьминский доктор приехал. Раньше его за три дня на ноги поставили бы. А теперь? Ай…
Витька выразительно взмахнул рукой, отчего помповуха у него на груди резко дернулась туда-сюда.
– Я когда узнал, что в Столице не все одичали и что умные люди сумели организоваться, веришь, аж подпрыгнул от радости.
– Можно я тоже подпрыгну? – сказал Пашка и действительно подскочил, заодно удачно форсировав лужу в колее.
– Слушай, – спросил он Шелеста. – А зачем ты мне все это рассказываешь? Я так понимаю, ребята из столицы вряд ли одобрят лишнюю рекламу своей деятельности.
– Мне прямым текстом сказано подтягивать внятных людей, – объяснил Витька. – Ты хоть формально и неуч, но ведь и не дурень дремучий. Да и ходок неплохой. Такие нам нужны. Я вообще хочу тебя в напарники сосватать – поодиночке шляться по диким местам не совсем правильно. Пойдешь?
Пашка передернул плечами:
– Ты хоть подробнее расскажи… Что за люди, чего добиваются. Должен же я знать, кому служу?
– Люди как люди… Я даже некоторых заочно знал в старые времена, много публиковались. Теперь вот и лично познакомился. Короче, незадолго до смуты разрабатывался в России один проектик любопытный. Как водится, в погоне за счастьем человеческим. Да только власти наши разлюбезные, ясен перец, решили воспользоваться им по-своему. Ну и внедрили кое-где. И тут же грянуло. Дали бы лет пять-семь на доводку – может, и обошлось бы. А так – сам видишь, в каком мире живем.
– А попонятней нельзя? – угрюмо спросил Пашка. – Что за проектик?
– Управление агрессией. Снижение напряженности в социуме. Пытались на это влиять,
– А перстни тут при чем? – поинтересовался Пашка.
– Перстни – это приборы-эффекторы. Они всегда оказываются у разнообразных вожаков-пассионариев. По идее, они должны анализировать ферментную картину в организме такого вожака и регулировать его стремление бить, крушить и разрушать. И еще – подчиняться определенным командам, неосознанно, на уровне инстинктов и подсознания. Жалко, что ты не биохимик, я бы попытался объяснить механизм. Получается, что перстень – это как бы эпицентр инфекции, и постепенно эта инфекция должна была распространиться на тысячи и тысячи людей. И она действительно распространилась, только эти тысячи людей и не подумали подчиняться каким-либо командам. Они просто разгромили все, до чего дотянулись, а потом ушли туда, где еще оставалось хоть что-нибудь неразгромленное. Неинфицированные – в том числе и мы с тобой – остались выживать на руинах. Вот и вся история.
– А теперь-то они чего хотят? Ученые эти?
– Собрать перстни и понять, что же на самом деле произошло. А потом, когда поймут, – искать выход. Тем более что в наших краях ситуация вообще обернулась непредсказуемо.
– Ты о чем?
– О мертвяках. В пределах нашей области и нескольких соседних инфицированные люди мертвеют. Такого нигде больше нет, только у нас. Заметил, что в последние года два-три бандитов практически не стало? То есть, по слухам, они где-то всегда есть. Но как-то на дорогах перестали встречаться. И на общины нападать тоже перестали.
– Кстати, да, – оживился Пашка. – Я действительно уже и не помню, когда стрелял в кого-нибудь помимо мертвяков.
– То-то и оно! Живых бандитов – нету, а мертвяков полно. Какой напрашивается вывод?
– Ты хочешь сказать, что все бандиты в наших краях неизбежно мертвеют? – недоверчиво протянул Пашка. – Но с чего?
– Все, не все – не знаю. И с чего – тоже не знаю, хотя и догадываюсь. Вот перстень донесем, изучим, тогда и поймем. По крайней мере, я на это надеюсь.
Пашка некоторое время размышлял.
– В принципе, что-то в твоих словах есть, – протянул он задумчиво. – Я не слышал, чтобы кто-нибудь из общинников омертвел. И потом, среди мертвяков женщин тоже нет, хотя болтают, будто позапрошлой зимой к вольницким одна такая вышла. Но, с другой стороны, и некая бандитская атаманша в тех местах какое-то время проявлялась…
– Вот видишь, – отозвался Шелест. – Укладывается!
– Ладно, допустим. Но если в наши края забредут бандиты, у которых нет вожака с перстнем? Неинфицированные, как ты говоришь?