Ниссо
Шрифт:
Бахтиор плюнул, пошел прочь. Он чувствовал себя оскорбленным: сколько раз уговаривал он Карашира бросить это плохое дело. Тот клялся, божился... Конечно, никакого участка давать ему не надо. Пусть теперь кормится своим опиумом! А все этот проклятый купец!
...Торопливым шагом Бахтиор приближался к лавке купца. Мирзо-Хур сидел на ковре перед лавкой, попивая из пиалы чай. Бахтиор, минуя купца, вошел в лавку.
– Где опиум?.. Давай сюда опиум!
– в бешенстве крикнул он.
Мирзо-Хур отставил пиалу.
– Откуда опиум
– Нет? Нет? Лжешь, вымя волчихи, лжешь! Не дашь, сам возьму!
И, прежде чем Мирзо-Хур сообразил, что ему делать, Бахтиор подскочил к полкам, сорвал их одну за другой. Товары грудой рухнули на пол. Купец кинулся к ним, но Бахтиор уже стремительно расшвыривал их по ковру. Небольшой мешок с опиумом сразу же попался под руки, и, выскочив с ним из лавки, Бахтиор опрометью побежал к береговому обрыву. Широко размахнувшись, швырнул мешок в реку. Ослепленный яростью Мирзо-Хур, выхватив из-под халата нож, погнался за Бахтиором.
– Вор, проклятый вор! Умер ты, уже умер ты!
Бахтиор увернулся, отскочил, поднял с земли увесистый камень. Губы Бахтиора дрожали, тело напряглось, как тетива наведенного лука.
– Иди на меня, иди!
И, поняв, что Бахтиор может его убить, купец испугался, отступил.
Бочком добравшись до лавки, Мирзо-Хур ввалился в нее, тяжело дыша, захлопнул за собой дверь и разразился проклятиями:
– Подожди, презренный! Кровавым дымом обернется тебе этот опиум! Свинья твою нечестивую душу съест!
Бахтиор медленно опустил руку и, не понимая, как очутился в ней этот камень, переложил его на другую ладонь. Опомнился, бросил камень и медленно побрел вдоль берега по неровной тропе. Ему пришло в голову, что, быть может, он слишком погорячился и надо было поступить как-либо иначе. Недовольный собой, он размышлял, не осудит ли его поступок Шо-Пир, которому он давно привык рассказывать все. Может быть, на этот раз умолчать?
Войдя в крепость, он принялся помогать факирам, мрачный и неразговорчивый. Долго старался не попадаться на глаза Шо-Пиру. А когда тот сам подошел к нему и спросил: "Где это ты пропадал?" - Бахтиор наклонился над гранитным обломком, силясь его поднять, и проронил:
– Так, дело одно... Теперь хорошо!
Шо-Пир с недоумением посмотрел на него, понял, что от Бахтиора сейчас толку не добьешься, отошел к одному из факиров и заговорил с ним о чем-то, чего Бахтиор, погруженный в свои сомнения, слушать не стал.
Увидав, что Бахтиор успокоился, Шо-Пир вернулся к нему.
– Слушай, Бахтиор, а почему Карашира сегодня нет?
– Не будет он больше работать!
– мрачно ответил Бахтиор.
– Я постановление сделал: Караширу участка не давать.
– Ну-ну?
– прищурился Шо-Пир.
– Ты что это - серьезно?
– Конечно, серьезно!
– закипел Бахтиор.
– За что землю давать? Обманщик он! Против советской власти идет.
–
– Опиума он накурился! Ты понимаешь?
– Но? Это, наконец, черт знает что! Где достал?
– У купца было припрятано, чтоб ему сдохнуть!
– Та-ак!
– Шо-Пир примолк.
– Ну, вот что скажу тебе... Карашир опиум курит? Очень худо это. Но постановление твое тебе отменить придется. От хорошей жизни он, что ли, курит? Самый бедный из бедняков, а ты вдруг земли ему не давать! Купец ему опиум сунул? Так ты с купцом и борись. А ты... Э-эх, голова!
"Сказать или нет? Лучше не говорить!" Бахтиор недовольно скинул с себя руку Шо-Пира, встал и, увидев, что работающий поблизости Исоф тщетно силится перевернуть ребристую глыбу, подошел, сунул под нее свою кирку.
Оба принатужились, навалились, глыба медленно перевернулась. Исоф выпрямился, отер лоб рукавом халата.
– Бахтиор!
– Что тебе?
– Значит, Караширу все-таки дадим участок?
– Дадим, - простодушно улыбнулся Бахтиор.
– Правду сказал Шо-Пир, немножко сердце горячее у меня.
Исоф оглянулся, поблизости работало несколько старых факиров. Надеясь найти в них поддержку, Исоф решился сказать:
– Еще думаю я... Бобо-Калону участок дать надо.
– Что?
– нахмурился Бахтиор.
– Внуку хана участок?
– Не сердись, Бахтиор, - заторопился Исоф.
– Я думаю так. Вот видишь, он сидит, на нас смотрит. Мы люди, а он разве не человек? Нам - все, ему ничего? Разве правильно это? Тоже бедный сейчас, что есть у него? Нет ханов теперь, что в нем осталось от хана? Он человек хороший, ничего нам плохого не делает.
Факиры опустили кирки и лопаты: к такому разговору надо прислушаться! Бахтиор с ненавистью взглянул на сидевшего у своей башни Бобо-Калона.
– Что раньше носили ему, забыл?
Исоф решил не сдаваться.
– То время прошло... А теперь смотреть на старика жалко.
Гнев снова овладел Бахтиором.
– А он нас прежде жалел? Ничего, живет вот, не пропадает! А ему уж давно подыхать пора.
– Тише, Бахтиор, он услышит!
– Пусть слышит!
– Бахтиор намеренно повысил голос.
– Пусть слышит! Собака он для всех нас, волчий хвост неотсохший... Работал я у него мальчишкой. Знаю его тухлую душу. Участок ему давай!.. Бороду ему свою расстели, Исоф, пусть сеет на ней пшеницу.
Исоф взялся за свою кирку. Один из факиров промолвил:
– Не надо Бобо-Калону участка. Прав Бахтиор. Это ты, Исоф, на свою голову камень положить хочешь.
А Бахтиор тихо выругался и пошел в сторону, отшвыривая ногой мелкие камешки.
Вечером, возвращаясь вместе с Бахтиором домой, Шо-Пир шел, сунув руки в карманы и небрежно насвистывая. Бахтиор ветел в пальцах сорванный по дороге прутик. Не выдержав молчания, кинул в сторону прутик, сказал:
– Шо-Пир, я был у купца, выбросил его опиум.