Нить Ариадны. В лабиринтах археологии
Шрифт:
Под началом каждого из ученых-библиотекарей находился штат сотрудников (hyperetes). В их обязанность входили регистрация и первичная классификация поступающих на хранение книг, установление их авторов, места происхождения и собственника книги. Выделялись две категории книг — смешанные (symmages), т. е. сборники из двух иболее произведений, и несмешанные (amigeis), т. е. произведения одного автора. Объем книги устанавливался путем подсчета строк, число которых фиксировалось на каждом экземпляре. После этого книги отдавались переписчикам, изготавливающим их копии. Из Оксиринхского папируса нам известно, что во II в. н.э. за десять тысяч переписанных строк писец получал двести драхм. Комплектование библиотеки было главной обязанностью каждого из ее руководителей. Уже в письме Аристея сообщается, что царь выделил Дмитрию Фалерскому крупную сумму денег для покупки книг и их транспортировки в Александрию. Сохранилось также полуанекдотическое сообщение, что прибывавшие в гавань чужеземные корабли вместо портовой пошлины предоставляли книги для царской библиотеки с целью
Есть основание полагать, что частью основного фонда дворцовой библиотеки были книги Аристотеля. Относительно судьбы его книжного собрания существуют две версии. По одной, более разработанной, после смерти Аристотеля его книги перешли к его преемнику, знаменитому писателю Феофрасту, а затем достались ученику Нелею, перевезшему их на свою родину, в малоазийский город Скепсис. Не желая, чтобы книги попали в библиотеку Пергама, Нелей будто бы их закопал в землю. Много лет спустя они были выкопаны Апеликоном, книготорговцем с острова Теос. Кое-как приведенные в читаемое состояние, они оказались в Афинах и были там конфискованы захватившим город римским полководцем Суллой. Согласно другой версии, книги Аристотеля за огромную сумму приобрел Птолемей Филадельф. Разумеется, история с книгами Аристотеля, закопанными в землю, не может быть выдумкой. Она согласуется с другими данными о соперничестве Александрийской и Пергамской библиотек. Однако трудно себе представить, что перипатетик Деметрий Фалерский, стоявший у истоков Александрийской библиотеки, не сделал всего необходимого для приобретения хотя бы части книжного собрания Аристотеля.
В Александрийской библиотеке могли быть книги на разных языках, но греческий язык в Александрии был языком не только греков, но и евреев, египтян и многих других ее обитателей. Выше упоминался перевод на греческий еврейской Библии. Согласно «Письму Аристея», он был осуществлен по заказу царя семьюдесятью переводчиками. В библиотеке находились написанные на греческом (или переведенные на греческий) труды по истории Египта и Вавилона жрецов Манефона и Берроса. Обширные цитаты из них сохранились в трактате Иосифа Флавия «Против Апиона». Александрийская библиотека не только превосходила другие библиотеки древности числом книг. Соединение с Мусейоном превращало ее в уникальное научное учреждение, обращенное к книге как к историческому памятнику. Наличие множества рукописных копий одного текста ставило задачу выбора лучшего варианта. Учитывались творческая манера автора, язык текста, состояние самой рукописи и другие факторы. Вокруг сомнительных мест Илиады завязывались споры, не уступавшие по накалу тем, что велись под стенами Трои. Так, комментатор Гомера и глава библиотеки Аристарх предложил одно слово в Илиаде читать «pasi» (всем) и выставил в пользу своего прочтения целую систему доказательств. Век спустя другой комментатор Гомера и также глава библиотеки Зенодот, используя другие аргументации, предложил читать то же слово как «dais» (на обед).
Так, в стенах библиотеки рождалась новая наука — филология, одной из задач, которой было восстановление подлинного авторского текста. «Филологом» себя стал называть Эратосфен из Кирены, занимавший пост главного библиотекаря при Птолемее III — ранее был в ходу термин grammaticus. При Эратосфене библиотека пополнилась приобретенными в Афинах копиями произведений величайших греческих драматургов Эсхила, Софокла и Еврипида. Эратосфен был едва ли не самым разносторонним ученым древности. В сфере его научных интересов находились поэзия, философия, география, астрономия, математика. Отдавая в описании обитаемого мира предпочтение Эратосфену, Страбон замечает, что он пользовался множеством сочинений, «которые находил в изобилии, имея под рукой обширную библиотеку».
Великим знатоком книг был современник Эратосфена Аристофан. О нем говорили, что «он читал книгу за книгой по мере их поступления», и поэтому, как сообщает Витрувий, его пригласили на традиционное в Александрии состязание поэтов в качестве судьи: «Когда прочли свои произведения поэты, выступавшие в первую очередь, то весь народ стал подавать знаки судьям, указывая, за кого им надо высказаться. Таким образом, при опросе каждого в отдельности шестеро судей единогласно высказались за того, кто, как они видели, наиболее понравился большинству, и присудили ему первую награду, а вторую следующему. Аристофан же, когда спросили его мнение, велел объявить победителем того, кто меньше всего понравился народу… И пока народ изумлялся, а царь был в сомнении, он на память достал из шкапов множество книг и, сопоставив их с прочитанным, принудил повиниться самих обокравших. Тогда царь приказал их судить за воровство и, по осуждении, удалил с позором. Аристофана же одарил щедрыми дарами и поставил во главе библиотеки».
Этот частный эпизод важен для нас тем, что он характеризует научные критерии, выработанные в стенах великой библиотеки. Любая из книг оценивалась в плане вклада ее автора в соответствующую отрасль знаний или искусств. Именно поэтому Каллимах в своем научном каталоге «Таблицах» выделил категорию «заслуженных» авторов. Употребляя латинский термин classis, мы можем назвать их классиками.
Огонь, вырвавший человечество из первобытного мрака (факел Прометея), по мере успехов в борьбе за власть над природой, овладению письменностью и переходом от глиняных табличек к книгам из материала растительного и животного происхождения, становился едва ли не главным врагом знания. Достаточно одной искры, чтобы результаты умственной деятельности многих человеческих поколений превратились
О гибели Александрийской библиотеки по некоему стечению обстоятельств нам известно не от современников этой величайшей катастрофы. В панегирическом описании Александрийской войны приближенные Цезаря сообщают лишь об использовании им огня для уничтожения вражеского флота и прибрежных строений. Как мы помним, в описании Страбоном комплекса дворцовых сооружений Александрии, сделанных им более чем через двадцать лет, библиотека не упомянута. Молчат о судьбе библиотеки и поэты времени Августа. Можно было ожидать сведений о судьбе Александрийской библиотеки в обширном историческом труде Тита Ливия, но его книги, посвященные Гражданским войнам в Риме, не сохранились, разумеется, неслучайно. Первое сообщение появилось через сто с лишним лет после злодеяния в поэме Лукана «Фарсалия». Согласно Сенеке, известному философу-стоику так же, как Лукан, участнику заговора республиканцев, во время пожара в Александрии было уничтожено 40 ООО книг. В рукописи переведено слово quadraginta (40 ООО), но на основании свидетельства Орозия. Предложено исправление quadringenta — 400 ООО. В биографии великого полководца Плутарх констатирует: «Цезарь устроил пожар, который, распространившись со стороны верфи, уничтожил великую библиотеку» — megale bibliotheke. Плутарху также известно, что Марк Антоний намеревался возместить уничтоженную в Александрии библиотеку книгами из Пергама. О пожаре, уничтожившем арсенал (neorion) и склады (apothecae) зерна и книги, сообщает Дион Кассий. Можно думать, что речь идет не о библиотеке, а о книгах для передачи в библиотеку или для продажи.
Мгновенное уничтожение памятника, как это хорошо известно археологам, способствует лучшей сохранности его остатков. Но на дворцовую библиотеку, пережившую пожар, обрушились воды. В результате сдвига почвы весь дворцовый комплекс оказался на морском дне. И, во всяком случае, теперь наука не в состоянии выделить библиотеку из груды мраморных обломков, ставших обиталищем рыб.
Два с половиной столетия, вплоть до начала III в., Александрийская библиотека удерживала заслуженный ею титул «царица знаний» в римском мире. Император Клавдий, решив ознакомить подданных со своими учеными трудами по истории этрусков и Карфагена, предпочел Александрию всем другим городам империи. Мусейон продолжал пользоваться поддержкой новых владык Египта, и там работали выдающиеся ученые. Один из александрийцев, Клавдий Птолемей обессмертил себя и родной город трудами по астрономии и географии, другой, Аппиан, — монументальной историей римских завоеваний.
Однако экономическое и военное положение империи становилось все более шатким. При этом Александрия чаще других крупных городов римской державы сотрясалась социальными и этническими конфликтами. В 215 г. император Каракалла ввел в город легион и уничтожил множество беспокойной молодежи, в том числе учащейся. Такую же акцию повторил в 265 г. император Галиен. В 272 г. город был захвачен царицей Пальмиры Зенобией и подвергся разрушению со стороны императора Аврелиана. В 297—298 гг. вспыхнул новый мятеж, жестоко подавленный императором Диоклетианом. Сообщается о сожжении книг, преимущественно по алхимии. Тем не менее интеллектуальная жизнь в городе продолжалась. «Есть еще дух жизни в учителях наук, — уверяет Аммиан Марциллин, — циркуль геометра вскрывает там разные тайны, не иссякла у них совсем и музыка, не смолкла гармония, поддерживают иные доселе, хоть и немногие, наблюдение мирового движения и течения небесных светил, не мало есть ученых, занимающихся числами, а кроме того есть специалисты по части раскрытия путей судеб.
А что до медицины, помощь которой так часто бывает нужна в нашей неумеренной и нетрезвой жизни, то ее изучение со дня на день усиливается настолько, что, хотя в этой области дело само обличает мастера, врачу, вместо всякого доказательства своей опытности, достаточно в виде рекомендации своего искусства заявить, что он изучал медицину в Александрии.
Главная угроза образованности, в том числе, александрийской, исходила от христианства. Даже высокообразованные люди, наслаждаясь чтением Цицерона и других классиков, этого стыдились. Страшнее всего для культуры было признание христианства римской властью. В 391 г. христианский император Феодосий (379—395) издал декрет об уничтожении языческих храмов. В это время в Александрии христианскую общину возглавлял епископ-фанатик Теофил. Спасаясь от его преследователей, многие «язычники» нашли убежище за мощными стенами Серапейона, который современники называли акрополем. Поначалу Теофил рассчитывал на помощь расквартированного в Александрии воинского отряда, но его осторожный командир в ней отказал, заявив, что действует лишь по приказу императора. Тогда Теофил повел на штурм последнего оплота язычества фанатически настроенную толпу. Серапейон был взят, разрушен и разграблен. Большинство авторов, изложивших это событие, не сообщают о судьбе находившейся в Серапейоне библиотеки. И только один автор IV в., Автоний, упоминает помещение для книг, находящееся за колонной Серапейона, но неизвестно, к какому времени относится его посещение Александрии. Поэтому библиотека, скорее всего, разделила судьбу храма.