Нить Ариадны. В лабиринтах археологии
Шрифт:
В этом отрывке немецкий писатель Эрих Мария Ремарк (1898—1970) не только передал ощущения героя или, вернее, собственное восприятие памятника, но и попытался выразить эстетический идеал своего поколения. На самом деле, в годы невиданных страданий человечества Венера Милосская могла показаться пресной, приземленной, домашней.
Но примерно в эти же годы в Советской России появились посвященные Венере Милосской стихи, лишенные каких-либо общественных ассоциаций. Их автор Павел Антокольский:
Безрукая. Обрубок правды голой.Весь в брызгах пены идол торжества.Он людям был необходим, как голод,И не доказан был, как дважды два.Весь в брызгах пены, ссадинах соленых.Сколоченный прибоем
Стихия борьбы и мужества, которую герои Ремарка увидел в образе Ники Самофракийской, странным образом прочувствована Антокольским в статуе Венеры Милосской.
Греческий миф рассказывает, что к Парису, сыну троянского царя Приама, с небес спустились три богини. Они избрали юношу судьей на древнейшем конкурсе красоты. Парису предстояло решить, какая из них прекраснее, и вручить победительнице приз — яблоко. Ослепленный красотою небожительниц, Парис колебался. Тогда богини стали прельщать юношу обещаниями…
Вряд ли может найтись судья, который, исчислив все достоинства или недостатки двух творений, вынесет безапелляционный приговор в пользу одного из них. В разные эпохи и даже в разные периоды жизни мы отдаем предпочтение то одному, то другому. Оценка Равика (Ремарка) не зачеркивает ни одного из достоинств статуи Афродиты с острова Мелос и не усугубляет ни одного из ее недостатков.
Юный красавиц Парис не был идеальным судьей. Он прельстился обещанием Афродиты. Статуи не могут ничего обещать, кроме эстетического наслаждения, кроме радости ощущения жизни во всех ее проявлениях. И Афродита с ее мягкой и доброй красотой, и Ника с пронизывающим ее тело порывом — пусть она и не выдерживает соперничества с гоночной машиной, как в 1909 г. уверяли футуристы, — в равной мере достойны преклонения и восторга.
Следствие ведут археологи
В Македонии, близ деревни Вергина, в 50 км к северу от горы Олимп высится холм высотой более ста метров. Еще в то время, когда родина Александра была под властью турок, здесь путешествовал молодой француз Леон Юзи. Начав с помощью нескольких рабочих раскопки, он был поражен богатством одной из вскрытых им могил. «В этих памятниках,- писал он,- нам предстоит найти непросто некоторый набор древних предметов. Здесь в ожидании открытия лежит история целого народа».
Но, как говорит пословица, «Бог располагает». Юзи заболел распространенной среди рабочих малярией, и великое открытие ожидало не его, а греческого археолога Манолиса Андроникоса более века спустя. Добившись с немалым трудом у греческих властей разрешения вести раскопки, в 1952 г. он углубился в землю холма, известного местным жителям как Великий курган. Не обнаружив ничего заслуживающего усилий и затрат, он раскопки прекратил.
Десятилетия спустя на том же кургане он заложил новый раскоп длиной более 35 м и глубиной 11,5 м. И через два года ему удалось напасть на перекрытия подземного склепа и на его фасад с колоннами и мраморными дверями. Над ним, на фреске длиной 5,5 м, разворачивалась панорама охоты на оленя, кабана и льва. Охота была любимым занятием Филиппа II, и лицо одного из всадников обладало сходством с изображением создателя македонской державы на золотых монетах.
Зная о неудачном опыте первых открывателей Помпей, Андроникос решил проникнуть в склеп через крышу. В усыпальнице оказалось много удивительных предметов. Он держал в руках позолоченный колчан, украшенный сценами взятия города. По своей форме этот предмет напоминал такие же, какие находят в южной России и там называются скифскими. Попался на глаза и македонский шлем с типичным для него гребнем, о котором ранее было известно лишь по описанию древних авторов.
Но где урна с прахом? Продолжая раскопки, он наткнулся на нечто необычное. Перед ним был цельнозолотой ларнакс. Стирая ладонью пыль, археолог увидел на крышке маленькое солнце с длинными отходящими от него лучами. Эмблема македонских царей. Из ларнакса извлекли завернутые в золототканное покрывало полуобгоревшие кости. Они принадлежали женщине. Ожерелья, золотые цепочка и великолепная диадема с отчеканенными на ней летящими пчелами не оставляли сомнений в принадлежности покойницы к царскому дому. Дальнейшее обследование останков показало, что она умерла в возрасте от 23 до 27 лет.
Вестибюль с этим захоронением был отделен от главного зала широкими мраморными дверями на медных петлях. Когда они распахнулись, взгляду предстал саркофаг на львиных лапах, прислоненный к стене. В противоположном ему углу среди поражавших роскошью сосудов, треножников и прочей погребальной утвари особенным великолепием выделялись боевое оружие и доспехи: золотые наконечники истлевших копий, золотой колчан, заботливо заправленный стрелами, меч в драгоценных ножнах с навершием из слоновой кости, шлем, украшенный головою Афины, щит, покрытый пластинами слоновой кости и листовым золотом в инкрустациях цветного стекла, чешуйчатый панцирь с прикрепленными к нему львиными головками и железная пектораль (нагрудник), роскошная отделка которой компенсировала простоту и дешевизну металла. Посреди камеры светились белизной кости, покрытые роскошной сбруей.
В мраморном саркофаге оказались одиннадцатикилограммовая золотая урна, отделанная драгоценными камнями. В урне — кости и череп, хранящие следы промывки вином и смазанные жиром, прикрытые сверху венком из дубовых листьев и желудей от священного дерева Зевса, покровителя царской власти. Изъян глазницы черепа свидетельствовал, что у покойного был поврежден глаз, как у Филиппа. К тому же один из найденных археологом Апдроникосом среди вооружения наколенников оказался несколько короче другого.
Весть об открытии могилы основателя Македонской державы Филиппа II облетела весь мир и успела войти во многие школьные учебники. Но археологи по своей научной природе народ въедливый и недоверчивый. Откликаясь на открытия в своих статьях, они отмечали, что период, которым датируется погребение, охватывает также и время царствования одного из трех сыновей Филиппа II, Филиппа III Арридея, ставшего преемником Александра на Македонском престоле.
Филипп III страдал многими болезнями, в том числе и слабоумием, дефект на статуэтке из слоновой кости мог иметь отношение и к нему. Приводились и другие доводы против отождествления покойного с Филиппом II. Бочкообразная сводчатая конструкция погребального сооружения, как утверждали некоторые, утвердилась в Македонии только после смерти Филиппа II. К тому же, найденная в погребении корона соответствует восточной атрибутике и может быть датирована временем завоеваний Востока Александром Македонским.
Однако наиболее убедительным доводом против предложенного Андроникосом отождествления явилось присутствие в гробнице еще одного золотого ларца, в котором покоятся кости молодой женщины от 20 до 30 лет. Она не могла быть супругой Филиппа II. При этом среди вещей покойницы был комплект доспехов женщины-воительницы. А это заставило ученых предположить, что погребена царица Эвридика, супруга Филиппа III. Известно, что она прошла военную подготовку и некоторое время командовала войсками.
Таким образом, вопрос о том, какой из Филиппов похоронен в Эгии, остается открытым, но кто бы ни был похоронен в царской могиле, она обогатила нас сведениями об искусстве начального периода эпохи эллинизма и о царских погребальных обычаях.