Нить судьбы
Шрифт:
Иван взял руку Медведева и поцеловал.
— Спасибо, отец. Я запомнил твои слова, и если Бог даст мне детей, и я доживу до того, как они вырастут, я скажу им точно так же, как ты мне сегодня.
Через два дня Василий Медведев покинул Великое Московское княжество.
…. Молитвы Софьи были услышаны.
Несмотря на самые изощренные и жестокие пытки никто из молодых заговорщиков не выдал ни Полуехтова, ни Софьи.
Они упорно твердили, что мысль о заговоре пришла им в голову, без всяких подсказок с чьей либо стороны, что ни великая княгиня, ни ее сын Василий ничего об этом не знали, а
Возможно именно из–за того, что они так упорствовали и, приняв все смертные муки, никого не выдали, казнь им была назначена особо жестокая, и подробное описание этой казни, состоявшейся 27 декабря 1497 года занесенное в летописи, дошло до наших дней.
Шестерых заговорщиков казнили на Москве–реке прилюдно следующим образом: Яропкину отсекли сперва руки, потом ноги, потом голову; Пояркову — руки и голову, остальным — дьякам Гусеву и Стромилову, а также князю Палецкому и Щевье — Стравину — милостиво — только голову.
Самый тяжкий удел выпал на долю Владимира Гусева — он был последним. Он пережил гибель своих товарищей, страшные вопли Яропкина, когда ему отрубали руки и ноги, он слышал радостное улюлюканье толпы в моменты, когда осужденных вели на плаху, смертельную тишину ожидания, затем резкий удар топора, и общее «А–а–а-х!» вырывающееся из груди толпы, когда голова падала в корзину.
Когда, наконец, пришла его очередь, он положил голову на теплую от крови его друзей шершавую колоду и вдруг увидел на той стороне реки стоящий отдельно на холме свой собственный дом.
Ярко–синие наличники весело сверкали на морозном солнце и выглядели очень нарядно. «Интересно, научаться ли у нас когда–нибудь делать такую краску?» — с любопытством подумал он, и это была последняя мысль в его жизни…
Публичная казнь стала лишь внешней, видимой всему народу демонстрацией силы и непреклонности державы, менее заметными были многочисленные аресты и пожизненное заключение сотен молодых детей боярских и дворянских, которые, как и угорская молодежь, участвовали в заговоре, но которым повезло меньше.
И уж совсем незначительным пустяком на этом фоне выглядело традиционное утопление баграми подо льдом Москвы–реки нескольких женщин–ворожей, обвиненных в том, что ходили–де они к великой княгине Софье, да злой умысел погубить князя великого держали.
Сама же Софья и ее сын по–прежнему находились под домашним арестом «за приставами», но все же в Кремле….
Жестоко разделавшись с заговорщиками, великий князь на следующую же неделю назначил торжественное празднество, которого до сей поры никогда еще не бывало в московском княжестве — публичную коронацию шапкой Мономаховой великокняжеского внука Дмитрия на московский престол. Этим подчеркивалась необратимость старой традиции — трон наследуют дети и внуки от первого брака.
В лагере Елены Волошанки царило ликование.
Служители тайной веры с замиранием сердца ожидали дня коронации.
Но не знали они, не гадали, что именно в этот час их величайшего триумфа, где–то далеко отсюда происходили маленькие незаметные события, которые стали началом конца этого громадного, безумного, но едва не осуществившегося чудовищного замысла…
Ничего
Маленький рангом человек, выполняя задание апостолов своей веры, допустил ошибку, и письмо с тайнописью попало в чужие руки; он никому не сказал об этом, считая, что письмо вернулось к нему, и он сам его уничтожил. Но другой невысокий рангом человек сделал копию этого письма и передал тому, кто его послал. Тот, кто его послал, посредством того, кого братство лишило родителей и кому искалечило жизнь, передал это письмо лицу, стоящему на страже господствующей церкви, а уж тот немедля переправил его человеку очень высокого ранга — тому, кто много лет было самым страшным и
серьезным врагом тайной веры и кому суждено было уничтожить ее.
Иосифу недоставало доказательств.
Теперь он получил их.
Лучшие умы церкви трудились над разгадкой тайнописи еретиков.
Если она будет раскрыта, то….
Однако пройдет еще много времени, прежде чем вспыхнут на Руси костры, и ветер развеет пепел еретиков…
ЭПИЛОГ
4 февраля 1498 года в Успенском соборе Кремля прошла торжественное венчание Дмитрия Ивановича на Великое Московское княжение.
Митрополит московский торжественно надел на его голову шапку Мономаха и бармы [15] .
И тут все заметили некий новый символ, которого раньше не было.
Наследница византийского престола, великая княгиня московская и сын ее сидели в своих палатах под домашним арестом.
Но внук Великого князя Ивана Васильевича, венчающийся сейчас на царство держал в руках скипетр [16] украшенный двуглавым византийским орлом!
Иван Васильевич тем самым хотел дать понять всем присутствующим (а народу было на этом празднестве тьма–тьмущая), что теперь Москва и ее государи являются преемниками и наследниками Великой Византии…
15
драгоценное оплечье, украшенное изображениями религиозного характера. Впервые появились у московского князя Ивана Калиты (14 в.). Надевались византийскими императорами, а также русскими князьями во время коронации и торжественных выходов.
16
(греч. skeptron — палка, посох, жезл, от skeptornai — опираюсь), жезл, один из знаков (регалий) монархической власти.
Все славили нового преемника престола…
Его мать и ее сторонники торжествовали.
Но…
Колесо Судьбы крутится, вертится, смиренных возносит, гордецов унижает — сегодня раб, завтра господин, сегодня князь, завтра узник — сегодня под стражей, завтра на троне…
Завтра…
Завтра?
А кто знает, что случится завтра?…
Никто.
Лишь Господь Всемогущий…
Ибо в его руках — нити людских судеб…
Ибо Ему одному ведомы все дни каждого из нас, еще до того, как они начнутся…