Нить
Шрифт:
— Было дело. — весело согласился Василий, — Вот только директор моей конторы оказался наркошей со стажем, и тихонько склеил ласты у себя дома, никому об этом не сказав. Ну а после его смерти фирма развалилась с громким треском. Вот я и решил счастья попытать в троллейбусном депо. Ничего, работа хорошая — иди и ты к нам, за пару недель тебя переподготовят и на «сохатого» посадят.
Красный глаз светофора сменился желтым.
— Ну ладно, Вась, заезжай, как-нибудь в гости.
Шегин кивнул и вытянул в окно кулак с оттопыренными мизинцем и большим пальцем, символизируя «пол-литровый декодер». Лицо Сергея тут же вытянулось в унылую мину.
— Извини,
Василий удивленно вскинул брови, но сказать ничего не успел. Позади раздался нервный гудок застоявшейся на месте «Тойоты» и Сергей тронулся с места, оставляя позади тихоход троллейбус.
Проехав еще пару остановок Сергей отвлекся от дороги, чтобы подправить вечно отходящие контакты радиоприемника, а когда вновь поднял голову, избежать столкновения уже было невозможно. Впереди вспыхнул красный сигнал светофора и громадный бензовоз «КАМАЗ» резко затормозил, подставляя Сергею свой открытый всем ветрам тыл. Еще не поняв толком, что происходит, Сергей чисто рефлекторно утопил в пол педаль тормоза, но «ГАЗик», не желавший останавливаться так резко, идя юзом впечатался в возвышающуюся перед ним корму цистерны…
Елисеева практически не спала всю ночь. Из головы не шли события прошедшего дня. Нить, множество смертей, среди которых как-то затерялась ее собственная. Сознание упрямо отказывалось воспринимать это видение как объективную информацию, а сердце же, наоборот, считало происшедшее всем чем угодно, но только не галлюцинацией.
Решение назрело само собой под утро. Она не видела места трагедии, но знала, что в ней погибнет много людей. Это она видела точно и однозначно, в отличие от загадочного «предмета спора» и собственной роли в этом событии. Множество людей! Значит нужно просто избегать скоплений народа. А еще лучше — пожить с недельку там, где скопления в принципе невозможны. В какой-нибудь деревне, на свежем воздухе, где жизнь течет медленно и размеренно. Скажем, у мамы в частном домике на окраине Пашино.
Пожить там пару недель, забыв о кошмарных видениях. Переждать опасное время… Вот только, откуда ей знать, когда опасное время закончится? Через неделю? Через год?
Она напрягла память, вспоминая увиденное вчера днем — то, что подсознание уже успело упрятать как можно дальше, не желая даже думать об этом кошмаре. Образы приходили с трудом — плохое забывается быстро, а ничего хуже этого огненного ада Надя еще не видела. Но, сконцентрировавшись посильнее, она отчетливо вспомнила одну важную деталь, касавшуюся ее самой…
Она не знала, во что была одета — не видела ни цвета, ни фасона своей одежды, но твердо была уверена, что в момент своей смерти в этом видении она была одета во что-то легкое и явно летнее. Значит ждать максимум до осени?…
Или трагедия случится и вовсе не этим летом?..
Но все же это было решение. Какое никакое, но все же действие, а оно просто по определению лучше, чем сидеть сложа руки и терпеливо ждать, когда же Костлява соизволит заглянуть к тебе на огонек. Решив все окончательно, она взглянула на часы. Семь утра. Не особо вежливо, конечно, отрывать мать от сна, но бездействовать Надя уже не могла. Ей нужно было поскорее убраться из этого многолюдного города. Города, где смерть может придти за тобой просто потому, что ты случайно был задет чьей-то нитью…
Не колеблясь более, она набрала номер телефона матери.
— Алло, мам, это я. Ничего, что я так рано?
— Нет, Наденька, ничего. Я только что встала. — мамин голос и в самом деле
В первую секунду Надя поразилась чуткому материнскому сердцу, за тридевять земель ощущающим, что с его чадом творится что-то нехорошее. Но секунду спустя мысли заработали в ином направлении. Это ж надо было так забросить маму, чтобы она воспринимала телефонный звонок именно как предвестник того, что произошло что-то, из ряда вон выходящее. Неужели дочь не может позвонить просто так? Проведать, расспросить о жизни, о работе?…
Задумалась, и тут же ответила сама себе. Нет. Такая дочь, как она, и в самом деле позвонит только в том случае, если что-то произошло. И не при чем тут материнское сердце — что еще, кроме чрезвычайного происшествия могло заставить блудную дочь позвонить матери, да еще в такую рань?
— Да, собственно, ничего. — не рассказывать же ей о своих страхах, которые, возможно, беспочвенные и глупы. — Просто… Просто устала я задыхаться в этом городе. Душно, грязно… Можно я поживу у тебя с недельку? Прибьюсь, так сказать, хоть ненадолго, к родовому гнездышку.
— Конечно приезжай! — мать даже оживилась при мысли о том, что впервые за последние четыре года проведет немного времени с дочерью. С тех пор, как Надя уехала в город, по девичьей глупости влюбившись в элегантного и обеспеченного директора небольшой фирмочки, они лишь изредка созванивались, да первые два года супружеской жизни Надя с мужем иногда заезжали к ней в гости. Этакие дежурные визиты, чтобы напомнить матери о том, что они еще живы, и не забыли о ней, пусть на самом деле это было и не совсем так.
В целом, Надя даже сказала некую долю правды. В ее маленькой двухкомнатной квартирке на Красном проспекте, с огромным трудом отвоеванной у родных Юры после его смерти, в летнюю жару просто опасно было открывать форточку, выходящую на оживленную транспортную артерию города. Царившие здесь облака угарного газа могли бы задушить и целый взвод солдат в противогазах, не говоря уже о миниатюрной женщине со слабыми легкими. Иногда ей и в самом деле хотелось бросить все к чертям — жизнь в городе, учебу на заочном в «Потребкооперации», и главное — эту квартирку, служившую ей вечным напоминанием о том, что именно здесь, на кухне, в уголке за холодильником, остывал Юрин труп, когда однажды вечером она вернулась домой с работы. Передозировка. О том, что он сидит на игле она, естественно, догадывалась, но полной уверенности в этом не было. Судя по всему, колоться он начал уже после свадьбы, что служило хоть каким-то утешением. Выходит, что она все же вышла замуж не за наркомана, а и в самом деле за удачливого бизнесмена, который, правда, впоследствии не выдержал соблазна уйти от реальности этой опостылевшей жизни в наркотические грезы…
— Спасибо, мама. Прямо сейчас и выезжаю.
Надя наспех собрала все самое необходимое, доверху набив вещами весьма вместительный баул и, бросив последний взгляд на квартиру, шагнула за порог с надеждой никогда больше сюда не возвращаться. В самом деле, Бог с ним, со всем! Со всей прежней жизнью! С работы ее, наверняка и так уже уволили, диплом экономиста она получит всего через пол года… Так что, почему бы не продать квартиру и в самом деле не переехать поближе к маме, в Пашино? Свежий воздух, река неподалеку, тишина и покой, и никаких крутых бизнесменов или жаждущих помощи гадалки лохов. А главное — никакого скопления людей, в котором, как она знала, ее ждала смерть.