Нижинский. Великий русский Гений. Книга I
Шрифт:
Тренировка Вацлава требовала максимального напряжения каждой мышцы. Он исполнял каждое па или движение гораздо сильнее, чем когда-либо на сцене, тем самым создавая запас сил, чтобы на сцене он мог скрыть все усилия и напряжение, необходимые для его танцев, и заставить даже самые технически сложные па казаться легкими.
Как бы внимательно я ни наблюдала, я так и не смогла увидеть, как Вацлав готовился к пируэту. Во время упражнений он начинал с пяти, затем с семи, затем с девяти, затем еще быстрее поднимался до двенадцати; и часто он делал шестнадцать пируэтов».
Монте-Карло, Монако, сентябрь 1912 года:
«Я
Когда Нижинский подбрасывал меня в воздух, мне казалось, что я взлетаю из его рук. Это было намного выше моей естественной высоты. «Броня, ты должна спуститься сейчас сама». Он учил меня использовать все свои силы, чтобы спуститься вниз так же легко, как я сделала бы с поддержкой партнера. Таким образом, Вацлав избегал некрасивое плие, всегда необходимое при поимке партнера. Для такого приземления без посторонней помощи у танцовщицы должны быть сильные спина и ноги с крепкими сухожилиями в коленях.
«Броня, в па-де-де, которое мы танцуем вместе, наши движения должны сочетаться и дополнять друг друга. Мы должны быть в гармонии, как струны в оркестре».
Вацлав, казалось, требовал от меня технических чудес, но, танцуя с ним в «Сильфидах», я поняла, как далеко Нижинский продвинулся в своей танцевальной технике от традиционного классического партнера.
Нижинский использовал совершенно иную технику поддержки балерины, чем в старых балетах Петипа. На этих практических занятиях с Вацлавом я открыла для себя новый хореографический мир».
Из послесловия, 27 ноября 1971 года:
«Вацлав был мне не только братом, он также был для меня большим другом.
В годы нашего детства мне казалось, что я знаю всё о Вацлаве, моем брате – но только до того счастливого дня, когда я увидела танец Нижинского.
Передо мной был Бог танца – Нижинский на сцене: когда он вытягивается вверх, по его телу пробегает едва заметная дрожь. Прижав левую руку к лицу, он словно прислушивается к звукам, слышимым одному ему и которые заполняют всё его существо. Он излучает внутреннюю силу, которая своим сиянием окутывает весь театр, устанавливая полное единение со зрителем.
С тех пор и с каждым годом, я все меньше и меньше осознавала, что он мой брат.
Его искусство стало для меня откровением. Видя, как он танцует, я преисполнялась благоговейным трепетом, заворожённая его искусством. Я хотела осознать очарование, которое Нижинский оказывал на публику, очарование, которое настолько захватывало воображение, что были те, кто утверждал, что ноги Нижинского в танце никогда не касались земли. Я хотела постичь те качества его танца, которые зависели не от его огромных прыжков, поразительной элевации или удивительной виртуозности, а от самой Сущности Танца, живущей в нём, в его теле и его душе.
Я наблюдала, как мой брат готовится к выступлению, стоя за кулисами, погруженный в себя, не замечая ничего вокруг, словно в медитации, собирая в себе внутреннюю душевную силу, чтобы вынести её на сцену и одарить ею зрителей.
Есть те, кто говорит, что для того, чтобы танцевать как Нижинский, нужно обладать телом Нижинского, которое они сравнивают со скрипкой Страдивари. Конечно, Нижинский был наделен исключительными физическими данными, но не это делало его Танец непревзойдённым. Скрипка Страдивари может издавать чарующие звуки только в руках Великого Музыканта. Когда Нижинский танцевал, можно было не только видеть, но и слышать своими глазами мелодию его танцующего тела, наполненную тонкими музыкальными оттенками.
Нижинский всегда со мной, он до сих пор вдохновляет меня как художника. Даже сейчас, когда я пишу, я вижу танец Нижинского, чувствую дыхание ритма каждого его движения.
Вспоминая совершенство созданных им образов, я испытываю тот же восторг, который испытала, когда увидела работы Праксителя и Микеланджело. То, что эти мастера в своем дарованном Богом озарении воплотили в жизнь, создавая шедевры из мраморной глыбы, то же и Нижинский, в своем дарованном Богом вдохновении, создал в линии и музыке своего танцующего тела».
***
Из книги Ромолы Нижинской «Нижинский», 1933 год
«Внезапно на сцене появился стройный и гибкий, как кошка, Арлекин. Хотя его лицо было скрыто раскрашенной маской, выразительность и красота его тела заставили всех нас понять, что мы находимся в присутствии Гения. Электрический разряд прошел через всю аудиторию. Опьянённые, очарованные, задыхаясь, мы не отрываясь следили за этим сверхчеловеческим существом, воплощением самого духа Арлекина, озорного, привлекательного. Мощь и одновременно легкость пёрышка, стальная сила, гибкость движений, невероятный дар подниматься и зависать в воздухе, а затем опускаться в два раза медленнее, чем требовалось для подъёма, вопреки всем законам гравитации. Выполнение сложнейших пируэтов и тройных поворотов в воздухе с поразительной беспечностью и без каких-либо видимых усилий, доказывали, что это экстраординарное явление было самой Душой Танца. С полной самоотдачей зрители, как один человек, вскочили на ноги, кричали, плакали, осыпали сцену цветами, перчатками, веерами, программками в своем диком энтузиазме. Этим величественным видением был Нижинский. С этого момента, моим единственным желанием, было узнать как можно больше об этом феноменальном проявлении искусства…
…в самые тяжёлые моменты я вспоминала обещание, которое дала ему на нашей свадьбе – быть рядом с ним в счастье и горести. И свою фразу, которую сказала однажды наблюдая, как он танцует в «Сильфидах»: «Спасибо тебе, Господи, что я жила в этом веке и видела, как танцует Нижинский!».
Вацлав Нижинский в роли Арлекина в балете «Карнавал», Лондон, 1911 год
***
Из книги Сирила Бомонта «Балет Дягилева в Лондоне», Лондон, 1940 год