Нижняя Москва. Война на уничтожение

Матвиенко Анатолий Евгеньевич

А дальше началась рутина. Убедившись, что русская армия отказалась от наступательных операций, г’торхи обнаглели и сами начали организовывать вылазки вроде той, что задумывал в декабре русский командир. Как ни охраняй линию фронта, мутанты минировали дороги, обстреливали колонны машин.

Сжимая в кулак нетерпение и усмиряя беснующегося в Москве князя, Артем в беспрецедентно короткие сроки прямо у вырытых в мерзлой земле окопов первой и второй линий развернул поступающие из тыла части, переформировал их, чтобы на взвод или хотя бы на сотню молодняка попался хорошо обученный боец, желательно понюхавший пороху. Лейтенанты из прошедших

бои частей заняли майорские должности.

В начале февраля князь вызвал его в Москву.

– Османы начали концентрацию техники и личного состава на северном берегу Анатолийского полуострова, – без предисловий начал правитель. – Сюда же сгоняются сухогрузы и другие суда, способные перевозить десант. Предполагаемая дата начала войны – первое апреля. Будет не до смеха.

– Решение о начале боевых действий может быть отменено за минуту до пересечения нашей государственной границы. Сейчас стратеги Порты убеждены, что мы застряли в Эстляндии.

– Так и есть, племянник.

– Не позднее двадцатого февраля наносим удар на Ревель. Не позднее пятнадцатого марта начинаем отводить части в тыл для переброски на юг.

– Думаешь, их это удержит?

Артем кинул косой взгляд на Венцеслава, как всегда безучастно присутствующего при обсуждении государственных дел.

– Генштаб считает, что война с османами сейчас наиболее выгодна для нас, даже с учетом эстляндских потерь. Мы наполовину перевели экономику страны на военное положение, производство техники, вооружений и боеприпасов выходит на уровень, намного превышающий потребности нынешнего конфликта. Наконец, пришло время напрячь наших союзничков, отказавших в помощи с г’торхами, мотивируя, что те на нас не нападали. Сейчас чистой воды иностранная агрессия. Пусть евреи, армяне и прочие активные парни, заседающие в тылу у османов, вставят им шило в зад. А по условиям будущего мирного договора застолбим льготы и неприкосновенность для этих нацменьшинств.

– Какой же ты авантюрист!

– Нет. Сейчас ситуация просчитана. Струсят – мы спокойно осваиваем Прибалтику и зализываем раны от войны с мутантами. Полезут – надолго утратят желание драться с нами.

Князь устало покачал головой.

– Итак, не позже двадцатого февраля взять Ревель, и не любой ценой, а сохранить армию для боев на юге.

– Не подведу, дядя.

В самолете, который понес Артема назад в южный штаб, подполковник думал о том, что Всеслав, опытный в принципе политик, не участвовал в заварушке, где армии приходилось по-настоящему плохо. Оттого и трусливые метания, вплоть до мира с мутантами.

Минуло десятое февраля, дата назначенного наступления, о которой вещалось настолько широко, что не могло не утечь к врагу. От захваченных пленных стало известно о просачивании информации по поводу двадцатого. А реальное время – шесть утра пятнадцатого – командиры соединений и частей узнали лишь накануне.

Вышибая мутантов из одного укрепленного пункта за другим, не беря пленных и не пытаясь сохранить жизнь г’торхам-нонкомбатантам, русские удивлялись, насколько снизилась воля к сопротивлению у врага. Основные запасы продуктов закончились на окруженной территории в середине января. Крупные самцы, весьма привередливые к количеству пищи, слабели, худели, болели. Если бы не турецкая угроза, через месяц их не проблема задавить голыми руками.

Мутанты сопротивлялись изо всех сил. Только этих сил осталось мало. Второго

марта начался штурм Ревеля, поддержанный флотом со стороны моря. Пятого марта командование Южного фронта доложило о взятии под контроль западного побережья Эстляндии. Одиннадцатого марта Артем убедился, что операция перешла в фазу зачистки островов Балтийского моря и болотистых местностей внутри материковой части, где умирали с голоду последние партизанские отряды неприятеля. А составы с высвободившимися частями двинулись на юг Малороссии, к Крыму, на Кубань, где для них выделены зоны переформирования и развертывания по направлению к вероятному османскому фронту.

Артем позволил себе остаться в Москве на целых двое суток.

– Опять уезжаешь, – шепнула ему Гюль, прижимаясь ночью всем телом.

– В этот раз намереваюсь взять тебя с собой.

– На фронт?

– Ну не в окопы же. Моя чуйка подсказывает, что Серебряный Бор – теперь небезопасное место. Завтра пробую уговорить тетку Светославну и сестру Эрику ехать с нами и стеречь вас в Бахчисарае. Эсбэшной охране, сама понимаешь, доверия минимум. Они раз десять в год отчитываются о предотвращенных покушениях, при этом обязательно происходит какая-то гадость. Вроде ранения Венцеслава.

– С тобой хоть в окопы.

– Богуславу туда рано. Вырастет – навоюется.

Темные глаза татарки блеснули ужасом в полумраке. Логически она понимает, что сын столь беспокойного родителя не может стать ботаником. Но представить, что ее очаровательное дитя будет ползать с автоматом под пулями, среди разрывов магозарядов и вспышек рукотворных молний, матери слишком тяжело.

– Не надо!

– Хорошо. Пусть будет дипломатом. Это такие парни, ошибки которых потом исправляют военные. Как раз новая турецкая война – следствие подобной ошибки. Русь должна была иметь на южном рубеже нейтральное или дружественное государство, наподобие Крымского Татарстана твоего отца. Наши идиоты прошляпили, что Гирей переметнулся к османам, пришлось воевать.

– Неправда! Папа до самой войны хорошо относился к княжеству.

– Правда. Будешь смотреть мне в ауру или так поверишь?

Гюль чуть отодвинулась и сжалась в комок. Потом заявила:

– Ты – племянник князя. Почему не сказал ему не разрушать нашу страну?

Спор с женщиной о политике в постели – наиглупейшее занятие. Артем, как мог, попытался исправить ситуацию.

– Вопервых, в то время я был обыкновенным офицером разведки и боевым магом. То есть ничего не решал и никто ко мне особо не прислушивался. Вовторых, не был знаком с тобой, не знал, что татарки хорошенькие. Втретьих, наш брак – основная причина, по которой близкие к князю люди не ликвидировали Гирея сразу же, дали время проявить лояльность к Руси. Увы, он остался верен османам. Я смог сберечь только маленький кусочек ханства – тебя. Иногда помогаю Ляле, но и там мои возможности более чем ограничены.

– Прости. Иногда я говорю не то что надо.

Вау, только восточная женщина может так быстро признать неправоту. Он обнял ее.

– Иди ко мне. В Бахчисарае постараюсь быть с тобой чаще, но никогда не известно, что готовит нам судьба. Поэтому давай пользоваться каждой ночью.

– Сейчас. Постой. Я хочу тебе сказать. Знаешь, когда выходила за тебя замуж, не предполагала, что оно будет… так. Просто выполнила долг и отцовскую волю. А теперь… Иногда требую от тебя слишком многого… Потому что много с тобой связываю. Я… я люблю тебя.