Низверженное величие

Караславов Слав Христов

Константин Развигоров дорого бы дал, чтобы узнать, было ли у его сына что-нибудь на уме, когда он отдавал свое сердце этой красивой, но бедной девушке. Но если спросить его — он обидится. Развигоров не сомневался в этом, хорошо зная обостренное честолюбие сына. Наверняка здесь сыграл роль только врожденный инстинкт, ведущий его теперь к спасению. А может, это он сам паникует раньше времени? Германская техническая мысль еще не сказала своего последнего слова, всюду беспрестанно говорят о страшном оружии отмщения. Филов подтвердил это после своего визита к Гитлеру. Какое-то самоходное орудие против русских танков и еще нечто сверхсекретное должны якобы совершить полный поворот в войне. Но пусть те, кто что-то упустил, сами поправляют свои дела. Чужое есть чужое, а он смотрит за тем, чтобы не упустить своего. После бомбежек Михаил с женой уехали навестить ее отца. Учителю, наверное, нашлась сейчас работа. С утра до вечера поучает его сына, читает ему лекции, разъясняет кардинальные проблемы времени. Развигоров не знал, является ли коммунистом отец его снохи, но, раз сыновья коммунисты, кем же еще быть ему самому! А эти старые болгарские коммунисты то ли большие глупцы, то ли неисправимые

оптимисты, то ли великие пророки. Давно уже стараются насадить в Болгарии коммунизм. И похоже, теперь сумеют. Если уж некоторые бывшие лидеры стали вступать в какой-то Отечественный фронт, значит, дела их плохи. Они старые лисы, первыми чувствуют, когда земля начинает гореть под ногами.

Константин Развигоров прикрыл глаза. Да, что-то происходит, но, чем это кончится, один бог знает.

Русский посол целых два часа разговаривал с Буровым в Чамкории. Это была сенсация! А при появлении немца и его болтливой жены их приветствовали только завзятые германофилы — знают, что все пути к отступлению у них отрезаны. Они достаточно скомпрометировали себя, чтобы ставить теперь на другую карту.

Жена вошла к нему в кабинет-столовую.

— Я думала, ты спишь, раз не выходишь к детям…

— Я не сплю, думаю…

— Когда человек выпускает из рук жар-птицу, что еще ему остается…

Опять она его упрекает. У нее для всего свои мерки. В прошлый раз мадам Божилова прошла мимо нее не поздоровавшись, сейчас в Чамкории обсуждают женитьбу Василия Развигорова, а если бы она слышала, что он, ее муж, сказал управляющему мельницей, сочла бы его сумасшедшим… Но пусть… Порой за сумасшедшего принимают того, кто видит дальше, чем другие… Хотя бы это может ему служить утешением…

6

После каждого визита в ставку Гитлера разговоры шли одни и те же. Пространный монолог фюрера о решительном победном ударе повторялся в разных вариантах. Филов понимал, что эти слова — ложь, но желание верить в конечную победу Германии заставляло его принимать любой вымысел за чистую монету. Новое оружие, о котором говорили по секрету, с недомолвками, помогало также и сохранению внутреннего равновесия. Однако дела в его собственной стране шли плохо. Правительство Добри Божилова оказалось никуда не годным. Мартовская бомбардировка столицы явилась демонстрацией сил союзников и обнаружила полную неспособность правительства Божилова и военных навести порядок в столице. Все министры разбежались, а те, которые еще заходили в свои кабинеты, бездействовали или занимались махинациями. Сам Божилов ныл, вместо того чтобы приструнить подчиненных и взяться за дело. И Филов зажегся мыслью снова получить пост министра-председателя. Опасался он только Михова и князя Кирилла. Не знал, согласятся ли они на это. А согласятся, как бы не выгнали его из регентского совета. В последнее время распространялись слухи, что сейчас он один царствует, что другие регенты ничего не понимают в управлении государством, что без него дела бы совершенно запутались. Слухи эти и радовали, и пугали его. Сам-то он считал, что два других регента действительно ничего не смыслят в делах, но боялся, как бы такие разговоры не испортили их отношения. Князь очень чувствителен к таким намекам. Ему хочется быть первой скрипкой. Филов ни в чем ему не возражал, выдавал свои соображения за его собственные. Генерал Михов совершенно беспомощен, когда требуется принимать решения, выходящие за пределы военной сферы, и пытается чрезмерной болтовней скрыть отсутствие собственного мнения. Это очень раздражает князя Кирилла, так что Филову не составило труда настроить его в свою пользу. С некоторого времени министр-председатель Божилов чаще обращался к князю и генералу, чем к Филову. Последнего это сильно задевало. Где-то очень глубоко в нем копилась злость на министра-председателя, ожидая подходящего случая, чтобы выплеснуться наружу. И такой случай представился. Хаос после бомбардировки тридцатого марта переполнил чашу. Административная машина развалилась. Князь Кирилл тоже начал убеждаться в непригодности правительства. Чутьем тонкого интригана Филов уловил этот момент и постарался расставить нужные акценты. В сущности, при наличии огромных разрушений едва ли кто-нибудь мог справиться с положением в столице, но мысль, что правительство ничего не предпринимает, была очень кстати. Хотя что тут можно предпринять? До сих пор полыхает свыше двух тысяч пожаров. Канализация разрушена. Воды нет. Народный театр, Совет министров, министерство финансов, вокзал и Центральная почта лежат в руинах. Филов полностью сознавал собственную беспомощность, но в данном случае нужно найти искупительную жертву. И всю вину за разруху он ловко возложил на правительство Божилова. Помогла ему и советская нота о консульствах. Поначалу генерал Михов был не согласен с Филовым, но, видя колебания князя Кирилла, начал говорить о необходимости частичных изменений в составе кабинета, пока не пришел к мысли о полной его замене. Новый кабинет должен принять наследство от старого, но он уже не будет нести ответственности за разруху.

Первый разговор с Божиловым состоялся в Чамкории. Чтобы не было обид, речь пошла об изменениях в кабинете. Божилов был к этому готов. В последнее время он чувствовал, что все егй покинули. Министр просвещения сбежал в Банкя с какой-то вдовушкой, другой министр за соответствующее вознаграждение помогал своим знакомым вывозить табак из Беломорья, третий вообще как сквозь землю провалился. Конспиративным талантом он превзошел даже коммунистов. Остальные министры тоже не появлялись. И в довершение всего — нескончаемая отвратительная зима с обильными снегопадами.

В конце концов на Добри Божилова стали действовать даже женские сплетни. Слухи об отставке премьер-министра уже распространились, и его жена весьма драматично воспринимала первые признаки грядущих перемен: госпожа Филова с ней не поздоровалась, щеголиха Развигорова ехидно осведомилась, оставят ли им государственную дачу, когда муж не будет возглавлять правительство. Божилов был человеком трезвого расчета, он все привык измерять понятиями финансиста, во всем был педантичен и точен

до крайности. А вот в политике ориентировался плохо. Предпочитал слушать и выполнять. Речи его были вариациями на одну тему, состоящими из общих положений. При посещении городов он, обращаясь к жителям, менял в своих выступлениях только названия. И все делал с одной-единственной целью: как можно дольше удержаться на посту. Он понимал, что уже почти смешон, но не мог не уступить своему честолюбию и постоянному напору жены. В свое время по ее совету он стал ориентироваться на князя Кирилла и генерала Михова, но сейчас наконец сообразил, что все нити держит в руках эта лиса Филов. Божилову не следовало забывать его многолетней службы при царе. Тот, кто так долго был приближенным Бориса, прекрасно знал, как войти в доверие к его брату. Князь Кирилл неглуп, но не имеет склонности к государственным делам и, естественно, все передоверяет Филову. Эту истину Божилов понял, когда зашел спор о статусе жандармерии. Вопрос так запутался и обострился, что им были вынуждены заняться регенты. Жандармерия подчинялась министерству внутренних дел и здравоохранения. Поэтому военный министр отказался снабжать ее со своих складов. Тогда Божилов в первый раз почувствовал нерасположение к нему Филова. Спор шел между двумя министерствами, но Филов так повернул дело, что во всей этой неразберихе оказался виноватым министр-председатель, потому что он якобы не придал значения борьбе против партизан и не осознал своей личной ответственности в этом деле. Целился в самую верхушку груши, не думая о плодах. Только глупость военного министра выручила Божилова. Генерал Русев сказал, что как военный министр он должен блюсти интересы армии. И, хочешь не хочешь, Филов перенес острие удара на него. Он резко оборвал Русева, напомнив ему, что прежде всего он министр Болгарии, а потом уж военный, следовательно, на первое место он должен ставить государственные интересы.

Это непредвиденное столкновение показало Божилову, насколько беспомощен князь Кирилл, но было уже поздно искать пути к Филову, поэтому он занял позицию выжидания и полного согласия со всеми последующими решениями регентов. Если бы не мартовская бомбардировка столицы, можно было бы удержаться на месте, но гигантские разрушения и бездействие кабинета ускорили его крах. Так думал Божилов. Но и не будь бомбардировки, Филов знал бы, с какого конца начать. Он уже изготовился обвинить правительство в неумении справиться с подпольщиками и партизанами. Это был верный козырь, потому что борьба с внутренними врагами оставалась больным вопросом, незаживающей раной. Сколько уже министров внутренних дел отстранили как не справившихся со своими обязанностями! Сейчас проходил испытательный срок Дочо Христов, но не будет ничего удивительного, если его неудачи припишут однажды премьер-министру. Для Филова это легче легкого. Божилову часто казалось, что язык у регента раздвоен, из одного кончика сочится елей, из другого — яд, в зависимости от обстановки. Он не сомневался, что Филов давно уже поставил на нем крест и дожидается только повода, чтобы смертельно ужалить его. С такими мыслями премьер-министр покинул совещание у регентов, и чем больше он думал, тем мрачнее становилось его настроение. Ему ничего не сказали о смене кабинета, хотя, как он догадывался, у них уже заходила об этом речь. Он надеялся все же, что князь Кирилл и генерал Михов за него заступятся. Ему и в голову не приходило, что его уже списали в тираж все трое…

Уход Божилова послужил началом разговора, который был не в его пользу. Регенты считали, что его погубило малодушие. Они стали думать о возможных кандидатурах на пост министра-председателя — вспоминали фамилии, искали подходящих людей, но все, кого ни называли, уже успели себя чем-то скомпрометировать. Князь явно устал от этого долгого обсуждения, особенно от болтовни генерала Михова, и поэтому несколько раз резко обрывал его. В конце концов князь не выдержал и встал. Встали и остальные в знак того, что совещание откладывается…

На улице поздняя зима продолжала выказывать свой характер, высокие сосны и елки отяжелели от мягкого мокрого снега. Горы нависали над домами гордо и величественно. Белые лбы вершин сияли девственной чистотой. Филов поднялся на носки, шумно втянул свежий воздух и со значением взглянул на генерала.

— Сколько раз я тебе говорил — пойми ты князя. Не привык человек подолгу работать.

— Нервы, — согласился генерал.

— У всех у нас нервы..

— Да, тянем, как обозные кони… — ответил Михов. Однажды… это было под…

Филов понял, что генерал уже забыл про обиду, нанесенную ему князем. Это «однажды» он слышал множество раз. Он скатал плотный снежок и запустил в генерала… Снежок оставил круглое пятно на генеральской шинели.

— Впадаешь в детство… — улыбнулся Михов.

— Это не детство, а выстрел! — пошутил Филов.

— В кого?

— В вас, военных… Пора растолкать Генеральный штаб. Кое-кто там засиделся, а борьба с партизанами — ни с места…

7

Для генерал-лейтенанта Константина Лукаша решение министра освободить его от должности начальника штаба было полной неожиданностью. Он смотрел невидящим взглядом на стол, заваленный бумагами, и чувствовал, что окружающий мир расплывается до огромных, ужасающих размеров. Всю свою сознательную жизнь он носил погоны и шел от одной должности к другой без особых забот. На этом пути были ясные вешки, поставленные его предшественниками, и вот теперь приходится сворачивать в сторону, переустраивать все свое благополучное существование. Мало того, что его освободили от должности, к которой он привык, — еще и унизили должностью «главного инспектора войск». И кем же его заменили? Генералом Трифоновым, этим педантом-человеконенавистником. Чем он, Трифонов, лучше его, испытанного, проверенного солдата? Да разве может быть начальником штаба этот нелюдим? Генерал-лейтенант Лукаш разворошил кучу бумаг и медленно развернул старое донесение. Некто уведомлял его о частых посещениях генералом Трифоновым квартиры генерала Геде, начальника германской миссии в Болгарии. С момента получения донесения Лукаш все не находил удобного случая доложить о нем высшему начальству, а сейчас это уже не имело смысла. Генерал Трифонов занял его место, а ему теперь только и остается, что зализывать раны.