Но-о, Леокадия !
Шрифт:
– Меня вечно хвалят не за то!
– разрыдалась Леокадия.
– Когда я пою - за полеты, а когда летаю - за то, что я ПРОИЗВЕДЕНИЕ ИСКУССТВА.
ЛЕОКАДИЯ И БЛАГОДАРНОСТЬ
А потом песенка Леокадии вырвалась из маленького прокуренного бара и ее стала распевать вся Столица, от Горелого Лесочка до Старомельничной площади, а громче всего ее пели в центре города, у фонтана перед Ратушей.
– Это, конечно, написал Поэт!
– восклицали Отцы Города.
А Поэт все еще сидел с Леокадией в маленьком прокуренном
– Есть тут Настоящий Поэт?
– спросил самый Главный Отец Города, появившись в дверях бара.
– Есть! Это я!
– отозвался Поэт.
– Это вы написали Настоящую Песенку?
– Разумеется, - отвечал Поэт.
– У меня ведь теперь свой собственный Пегас.
– А теперь вы пойдете со мной в Настоящую Тюрьму, но только уже без Пегаса, потому что такие песенки сочинять нельзя.
И Поэта повели в тюрьму. Впереди шел Поэт в оковах, за ним - двое Стражников, за ними - самый Главный Отец Города, а позади всех, опустив голову, ступала Леокадия.
– Это я виновата, - повторяла она.
– Ведь я его Пегас.
– Я охотно и вас посадил бы, - отвечал Главный Отец Города, - но только в тюрьме для Пегаса нет места, все занято Поэтами.
А когда они шли по Можжевеловой улице, их увидела Вдова и сразу же помчалась на Шестиконный сквер сообщить Алоизу радостную новость Леокадию ведут в тюрьму.
– О, Боже! Вот что значит САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ!
– простонал Алоиз.
И быстро помчался на Мостовую улицу, где была тюрьма, а на улице у тюремных ворот увидел Леокадию.
– Тебя не забрали!
– обрадовался Алоиз.
– Вот что значит везенье!
– Сплошное невезенье!
– возразила Леокадия.
– Вместо меня забрали Поэта, хотя виновата во всем я. Это я сочинила Настоящую Песенку и я должна сесть в Настоящую Тюрьму.
– Ну это успеется, ты еще что-нибудь сочинишь. А Поэт больше ни одной песенки не сочинит и пусть пользуется случаем.
– Я знаю, в какой он камере - вон в той, видишь?
На самом верху тюремной башни горел крохотный огонек.
– Я буду бросать ему туда еду, чтобы он не умер с голода.
– Тогда МЫ умрем с голода, Леокадия!
– Ну, значит, мне надо его выкрасть оттуда! Это самое простое!
– Но ведь на окошке решетка. Как ты его протащишь через решетку?
– Если подождать подольше, он в конце концов похудеет, рассуждала Леокадия.
– Но вдруг он до тех пор не выдержит и умрет с голода? Давай полетим вместе, и ты перепилишь решетку.
Они остановились на мосту и дождались темноты - им не больно-то хотелось, чтобы кто-нибудь их заметил. Но тут, как на грех, разразилась гроза.
– Не бойся, Алоиз!
– воскликнула Леокадия, замирая от страха. Это совсем близко, вот здесь.
Подлетев к окошку камеры, в которой сидел Поэт, она забила крыльями и парила в воздухе до тех пор, пока Алоиз не вытащил из кармана пилку для ногтей и не принялся перепиливать решетку. Поэт сорвался с койки, поднялся на подоконник и, приплюснув нос к стеклу, начал сочинять стих о Пегасе-освободителе.
– Ну, до этого пока далеко, - заметил Алоиз.
– Решетка небось толще моих ногтей.
И тогда Леокадия взлетела еще чуть повыше и вцепилась в решетку зубами, да так, что раздался громкий хруст.
– Ты сломала зуб, - испугался Алоиз.
– Да нет!
– Решетку!
– ответила Леокадия.
– Ты ведь знаешь, какие у меня зубы. Лошадиные.
Она перенесла Алоиза на мост, а потом перенесла Поэта. В это время дождь лил как из ведра. Все трое тряслись от холода.
– Ты похожа на мокрую курицу, - сказал Поэт Леокадии.
– Я Пегас, а не мокрая курица, - рассердилась Леокадия.
– И вообще, мог бы сказать мне спасибо.
– Пегас?
– удивился Поэт.
– Пегас с лошадиными зубами? Благодарю покорно, почтенная кобыла. Я в тебе ошибся.
ЛЕОКАДИЯ И ЭНТУЗИАЗМ
– Найдем себе другого Поэта, - утешил Леокадию Алоиз.
– Их в этой тюряге хватает.
– Никуда я ни за кем больше не полечу, - вздохнула Леокадия.
– И, пожалуйста, ни слова больше о Пегасах!
Но на другой день Леокадия высохла, а через два дня полностью пришла в себя и перестала злиться, а еще через день распрощалась с детьми со Старой площади, уехавшими на каникулы, и сказала то ли самой себе, то ли - Алоизу:
– Вообще-то я Пегас для самой себя. Сама для себя сочиняю песенки, сама себе создаю хорошее настроение.
– Ах рвань хомутная!
– испугался Алоиз.
– Неужто ты будешь шляться в бар на Можжевеловой? Я лично предпочитаю пиво.
– А я мороженое, - ответила Леокадия.
И они пошли вместе в золотисто-коричневое кафе и нашли себе место в садике, заставленном разноцветными столиками.
– Добрый день, - улыбнулась Леокадия Официантке, - и в ответ, пожалуйста, тоже скажите "добрый день" и ничего больше, а то еще испортите мне настроение, и я не сочиню больше ни одной песенки. Я Поэтесса, но не Настоящая. Настоящие Поэты сидят в Настоящей Тюрьме за Настоящие Стихи. Нам две порции шоколадного мороженого со взбитыми сливками!
– С чего ты начнешь, Леокадия?
– спросил Алоиз.
– Конечно с себя. Поэты всегда начинают с себя.
А на площади перед Ратушей в струе фонтана плескались скворцы. Потом они взлетели на деревья в Миндальной аллее и начали громко посвистывать. В золотисто-коричневом кафе пыхтела огромная кофеварка. Над пустыми вазочками из-под мороженого жужжали осы и мухи. И только у Леокадии не получалась песенка.
– Это очень странно, Алоиз, - жаловалась она.
– Пока я не была поэтесса, я сочиняла свои собственные песенки, а теперь мне лезут в голову только чужие.