Ночь Безумия
Шрифт:
– Ничего я не слышала, – замотала головой та. – Если и был какой-то сон, я не помню.
– Мне был сон, – заявила Рудира. – Не послание, нет – кошмар. Очень мерзкий. Огонь, я падаю, задыхаюсь... все мешается, и... что-то будто меня зовет.
С полдюжины голосов зазвучало разом:
– И меня тоже!
– И меня!..
– Нo это же было раньше, – выбился из общего хора голос какой-то молодой женщины. – Из-за всего этого я и проснулась, до того, как обнаружила, что могу творить чудеса. Мне снилось, что я лечу и горю на лету, а потом я упала, и все падала, падала,
Снова разом зазвучало несколько голосов, но на этот раз они не соглашались друг с другом – кое-кто твердил, что кошмары приснились им позже, уже здесь, в особняке.
– Тихо! – рявкнул Ханнер. Он встал и обратился к Рудире: – Когда тебе привиделся кошмар?
– Я не спала, когда на меня снизошла сила, – ответила она. – У меня что-то будто вспыхнуло в голове... и я смогла взлететь и... ну, об остальном все вы знаете. А сон про то, как я горела, падала и задыхалась, я увидела только здесь, в этом доме.
Ханнер кивнул и показал на Йорна.
– Мне ничего не снилось, – проговорил солдат. – Когда поднялся крик, я не спал и начал помогать другим в казарме – ну, и обнаружил, что могу двигать вещи.
Следующий, Алар, сын Агора, спал, когда на город обрушилась неведомая магия, его пробудил кошмар, который возвратился, правда, не с такой силой, когда он лег спать в доме лорда Фарана.
Следующая, та молодая женщина, чьи простыни кружились над ней, была разбужена кошмаром, но он не возвращался. Ханнер спросил ее имя, и она назвалась Артальдой Прелестной.
В конце концов выяснилось, что из одиннадцати присутствующих чародеев четверо, когда пришла сила, бодрствовали, а семерых оставшихся разбудил кошмар, причем один и тот же – об огненном полете в земляную ловушку. Четверым – двоим из тех, кто не спал, и двоим, видевшим кошмар раньше, страшный сон, хотя и не такой пугающий, приснился здесь, в особняке на Высокой улице.
Ни Ханнеру, ни Альрис, ни Берну не снилось ничего, насколько они могли вспомнить.
– Второй сон был другим, – сказала Дессет с Восточной Стороны, толстушка, одна из тех, кому кошмар снился оба раза. Накануне, пока отряд наводил порядок в городе, она была среди летунов. – Меня что-то звало. А в первый раз, по-моему, нет.
– Меня звало тоже, – согласилась Рудира.
– А меня звало оба раза, – заявил Варрин-Ткач, последний из летунов, дважды видевший страшный сон. Обретение им магических способностей имело самые разрушительные последствия – его дом еле уцелел.
В это время в столовую вошел еще один только что проснувшийся чародей, и Рудира тотчас взяла его в оборот.
– Снилось тебе что-нибудь ночью? – требовательно спросила она.
– Что? – переспросил чародей, паренек по имени Отисен, сын Окко.
Рудира повторила вопрос. Отисен, сын фермера, который оказался в городе ради того, чтобы посоветоваться со жрецом, как раз когда появилась новая магия, недоуменно оглядел смотревших на него людей.
– Снилось
Рудира, похоже, готова была допрашивать его дальше, но тут вмешался Ханнер.
– Вряд ли это имеет значение, – проговорил он. – Думаю, уже ясно, что здесь действовал какой-то общий фактор – нечто, породившее ваши кошмары и наделившее вас странной магической силой. Ясно и то, что на разных людей это нечто повлияло по-разному – именно поэтому кто-то из вас более могуществен, у кого-то более яркие сны и так далее. Выяснять точно, какое воздействие на кого оказано, не так уж и нужно. А вот что, возможно, нужно и важно – так это выяснить, что оно такое, постоянен ли эффект и можете ли вы что-то еще, о чем до сих пор мы не знаем. Нам известно, что сила не исчезла, что кошмары все еще снятся, – но сны видели не все, и во второй раз они были, похоже, не такими яркими, как сначала. А теперь скажите: заметил ли кто-нибудь еще что-то необычное? Может быть, магия ослабла?
Чародеи переглянулись.
– Вчера, когда все только началось, было много крика, – заметила Рудира.
– Это из-за кошмаров, – сказал Зарек. – Я проснулся от своего крика, и другие вокруг меня – тоже. Я так перепугался, что решил, будто вот-вот свихнусь.
– Может, так и случилось, – сказал кто-то. – Может, мы все свихнулись, и теперь все нам только мерещится.
– Не думаю. – Ханнер взмахом руки отмел предположение. – Что-нибудь еще?
Ни у кого больше никаких соображений не было.
– Прекрасно, – заключил Ханнер. – Так все-таки магия со временем ослабевает или нет?
Неожиданно началось общее движение: чародеи начали испытывать свои умения – заставляли летать предметы, двигали мебель, не прикасаясь к ней, и так далее.
Рудира не шевельнулась, и Ханнера это заинтересовало. Она просто смотрела.
Йорн медленно поднимался, пока его вытянутая вверх рука не коснулась потолка. Он заговорил первым.
– Если что с магией и происходит, милорд, то она усиливается.
Раздался хор подтверждений.
Ханнер кивнул, размышляя, что делать дальше. Он понятия не имел, ни как долго чародейство продержится, ни насколько оно распространилось, – да и касается ли это дело его вообще. Он оказался здесь, а не дома во дворце, потому что был в городе, когда все началось, и потому, что попытался хоть что-то сделать. Но его ли это на самом деле обязанность?
– Милорд, – настойчиво проговорил Йорн, – мне пора идти. Я должен был доложить о прибытии уже много часов назад.
– А мне пора домой, – сказал Отисен. – Только сперва я поем, – поспешно добавил он, заметив ветчину и хлеб.
– Но вы же чародеи, – сказал Ханнер.
– Я – солдат.
– Магам запрещено служить в солдатах.
– Но я не маг. Я нигде не учился, я не волшебник и не колдун, не призываю ни богов, ни демонов – просто могу кое-что делать. На меня наложили заклятие, но магом это меня не делает!
– А я – не маг и не солдат, – добавил Отисен, набив рот хлебом и ветчиной.
– Мы что, пленники здесь? – поинтересовалась Рудира.