Ночь человека
Шрифт:
Почему-то я облегченно вздохнул. Мне тоже не особенно хотелось продолжения.
Почему Веру заинтересовала эта история?
Глава 12
Утром Кондратьев встретил меня невнятным «…бррутро…». Наверное, это было «доброе утро». Судя по мешкам под глазами, у него оно было не такое уж доброе. Ладно, день прекрасный, кондишен отрегулирован, жить можно. И главное — уже неделю я сплю нормально! И не менее восьми часов! Даже морда растолстела. Значицца так! Сегодня у меня по плану полна горница забот. Анализ акционерного общества «Российские железные дороги» и того, кто и как покупал их акции во Франции в начале двадцатого века. Что-то там не так, видать. Надо собрать все данные, определить основных вкладчиков, проанализировать их во времени и подготовить записку для аккумулирующих аналитиков. Но лень. Бывает.
Долго и тупо всматриваясь в экран монитора, я наконец понял, в чем причина. Надо его включить. Монитор. Не помогло. Хотя картинка стала повеселей. Все-таки, кто контролирует столицу конфедерации на Силурге? И зачем мне это надо?
– Слышь, Вов, а как можно доступ к архиву по старым делам получить? — вырвал я Кондратьева из легкого ступора.
– Пошел ты на, Фарбер! И без тебя тошно! А во-вторых, за такие вопросы и тому, кто задает, и тому, которому задают, оторвут все живое. А меня вышлют в слипинг-моду! Ты знаешь, где я сидел в слипинг-моде? — глядя на меня бычьими глазами, простонал Кондратьев.
– Не знаю, — честно признался я.
– Так никто не знает! А вышлют, и окажусь я нищим на Благбазе в каком-нибудь Харькове, тогда будет поздно рассуждать. Не знаю я ничего про архив. И знать не хочу. И никому не скажу! Вот Брик, допрыгался! Тоже — небось…
– Что Брик? — меня бросило в жар.
– Как что? Ты что, комп не включал? Сегодня панихида. Исчез при выполнении простого дела. А все почему? Шустрый был, — Кондратьев выдавливал из себя слова с трудом. Труд был тяжек и неблагодарен. — Но я тебе ничего не говорил! И вообще, Брик был малоквалифицированный специалист и поэтому не смог справиться с легким заданием.
В последней фразе ясно чувствовалась ирония. Жалко. Я только вчера спрашивал у Карански, где можно найти Брика, и тот сказал, что он будет недоступен ещё три дня.
По окончании работы всех собрали в актовом зале. Ходили легенды, что табличку на двери с надписью «Актовый зал» притащили из советской школы хрущевских времен. За её монументальность. Панихида была занудной. В основном, говорили о том, как важна наша работа. По диагонали, через весь зал, я увидел Веру. Надо было с ней заранее договориться. Сидели бы сейчас рядом. После я отловил Кондратьева и предложил ему расслабиться. Тот совсем не возражал, и, по-моему, к этому стремился. Мы уныло побрели в потоке выходящих из зала в сторону моего жилья. Но тут меня окликнули:
– Фарбер! Ты куда? — Вера махала мне рукой из-за спин.
– О! Привет! Грустное действо. Ты знала его?
– Нет. Так, видела пару раз. Говорят, он пропал на совсем элементарном деле. Аналитики просчитались. Пойдем ко мне?
– Ой… Я с Кондратьевым договорился. Мы с ним поговорить должны. Ну а с ним, ты знаешь, не просто. Здоровье надо!
– Можно я с вами? — с надеждой спросила Вера. — Я не упьюсь! Я сильная!
Ну почему все время такая лягушка попадается!! Я должен выудить из Кондратьева все, что он знает про архивы. Не для Веры это! Ну почему такая несуразица??
– Вера, извини. Ты не обижайся, мне ДЕЙСТВИТЕЛЬНО надо с ним поговорить наедине. И я не уверен, что у меня получится в другой раз. Не обижайся. Давай завтра, да? — просяще проговорил я.
Вера расстроилась. Если бы она вспылила, обозвала меня как-то или вообще повернулась и ушла, то было бы легче. Но она просто расстроилась. И согласилась на потом. И ушла. У нее в руках был какой-то дурацкий портфельчик с бумагами. Он стукал её по коленкам и вертелся в руке.
– Все они сволочи! Только о своей заднице и думают! Их всех поубивать надо! — Кондратьев относился к разряду людей, которые со второго стакана водки (меньшим квантованием он брезговал) начинали всех ненавидеть.
Вначале я пытался понять, кто и по какому поводу сволочь и за что надо убивать. Главным аргументом в кондратьевском монологе было — «потому что они сволочи» и не дают таким классным ребятам, как я и он, Кондратьев, заняться нормальным делом. И, что, мол, они все, сволочи, только о себе и думают. На этом круг замыкался. Замыкался и начинал кружить заново. При очередном «все они суки, сволочи» я успел воткнуть своё: «так кто, все?».
Тут, очевидно, сказались годы работы на Разведку. Я попал в самую бифуркацию. Монолог резко поменял окраску. Кондратьев не выхлебал очередной стакан, а побелев лицом, продолжил речь:
– Вы, Фарбер, зря за них заступаетесь (на ВЫ перешел!), они все тут нами играют, мы пашем, пашем, а потом какой-нибудь козел все под себя подгребает, все, что сделали, себе присваивает! А потом, такие, как вы, ещё и вмешиваются в события! Это все не они, сволочи, виноваты, а такие, как ты, сволочь поганая, я таких, как ты, убивал и убивать буду!
При этом он выплеснул стакан, такого дорогого ему пойла, мне в лицо. Опять, как совсем недавно, замерло время. Застыл в рывке стакан с водкой. Медленно стала вытекать из него несуразная струя жидкости. Вот же хмырь! Пьяный в гопу, а так направил содержимое стакана, что оно точно должно попасть мне в морду! Но только пока всё это долетит до меня, я могу спокойно отойти в сторону, открыть Киплинга и, пользуясь словарем, прочесть стихотворение про Бинки. «Кошка чудесно поет у огня, лазит на дерево ловко…» А водяра все летит, летит… Хотя нет! Никуда не пойду! Есть идея!
С мерзким шлепком водочная плюха впилась мне в лицо. Кондратьев, тяжело озираясь по сторонам, молча потопал к себе. Ну, может не к себе, но от меня точно. Завтра разберемся.
На работу Кондратьев пришел раньше меня. Бодрым и осунувшимся. Однако не поздоровался и даже отвернулся. Интересно! Кто кого водкой поливал и обещал поубивать? Он сопел возле своего монитора, клацал клавишами и подавленно вздыхал. Я не выдержал:
– Слышь, Кондратьев, ты не бери дурного, я не обижаюсь. У каждого в жизни срывы бывают и тараканы в голове бунтуют. Забыли. Сам виноват, не ту тему завел. Не пили себя.
– Очень мне нужны твои признания, — с явным облегчением в голосе пробормотал Кондратьев. И замолк. Клацанья клавы стали более осмысленные, судя по всему, он полностью погрузился в работу.
Ближе к концу рабочего дня, направляясь в курилку, Кондратьев неприметным движением оставил на моем столе клочок бумаги:
«Твой логин: HALCION
пароль: 123321, потом поменяй на другой»
Ну спасибо! Хоть ты, конечно, и алкаш, но мужик нормальный!
Сегодня у Веры день рождения. Ещё у входа в её квартиру понял, что собралась куча народу. Тем более, что дверь была открыта. Был сам Карански, Ларин притащил букет орхидей. Он что, оранжерею общипал? Вера о чем-то оживленно разговаривала с Игнатовым. Потом Вера стала знакомить всех со всеми. В общем-то, почти все знали друг друга — замкнутость конторы сказывалась. Вера представила меня какому-то аналитику, его звали Ларом. Тот явно был хорошо знаком с Верой. Помогал ей с напитками и не отходил от нее. Впрочем, она его особенно и не отпускала. Сначала все толклись в гостиной, налегая на бутерброды и выпивку, потом немного освоившись и вручив подарки, разобрались по кучкам и парам. Потом Лар, уже давно державший Веру за руку, притащил откуда-то гитару и попросил меня спеть. Видать, Вера ему что-то рассказала. Слушали все нарочито внимательно, а Лар, сидя рядом с Верой, даже пытался подпевать. Потом мне все это надоело и я ушел домой. Вернее, попытался. Ушел недалеко, прятался в коридорах, так, чтобы не пропустить никого, выходящего из дверей. А расходиться стали уже скоро. Ушли все. Даже Вера, не выпуская руку Лара. Интересно, зачем мне все это нужно? И вообще, почему я здесь? Мне спать надо идти. Если получится. Как ни странно, получилось.