Ночь длиною в жизнь
Шрифт:
Время было уже далеко за одиннадцать.
— Спит, — сказала Оливия. — И крайне разочарована.
— Я знаю. Только хотел еще раз поблагодарить — и еще раз извиниться. Я окончательно испортил твое свидание?
— Да. Ты думал, в «Котери» вынесут детский стул и Холли станет обсуждать с нами список номинантов на «Букера» за порцией семги по-французски?
— Слушай, у меня тут завтра еще дела, но я до обеда постараюсь вернуться, заберу ее. Может, вы с Дермотом переиграете?
Оливия вздохнула:
— Что там у тебя? Все нормально?
— Еще толком не знаю, —
Молчание. Я решил, что Лив в бешенстве от моих уклончивых ответов, но она вдруг сочувственно поинтересовалась:
— Сам-то ты как?
Вот только еще не хватало, чтобы именно сегодня вечером Оливия проявила понимание. Внутри меня прокатилась теплая волна, успокаивающая и предательская.
— Лучше всех, — откликнулся я. — Мне надо идти. Поцелуй Холли за меня. Позвоню завтра.
Мы с Кевином раздвинули диван и положили подушки валетом, чтобы чувствовать себя двумя тусовщиками, валящимися с ног после бурной ночи, а не двумя малышами, спящими на одном матраце. Мы лежали в причудливых пятнах света, сочившегося через тюлевые занавески, и слушали дыхание друг друга. В углу, на статуэтке Христа Спасителя, зловещим красным огнем сияло Пресвятое сердце. Я представил лицо Оливии, доведись ей увидеть эту статую.
— Хорошо, что ты приехал, — тихо сказал Кевин. — Правда?
Лицо его скрывала тень; все, что я видел, — руки на одеяле, Кевин рассеянно водил большим пальцем по костяшкам.
— И я рад тебя видеть, — ответил я. — Хорошо выглядишь. Вымахал выше меня, надо же!
Сдавленный смешок.
— Но против тебя я все равно не полезу.
— Разумно, — хмыкнул я. — Я теперь специалист по защите без оружия.
— Серьезно?
— Нет, конечно. Моя работа — бумажки писать и не попадать в неприятности.
Кевин повернулся на бок, лицом ко мне, и положил руку под голову.
— Слушай, а с чего ты в полицию подался?
Копов никогда не отправляют на службу в родных местах, и все из-за таких, как я. Строго говоря, все, с кем я рос, так или иначе нарушали закон — не от испорченности, по жизни. Обитатели Фейтфул-плейс, как правило, жили на пособие — и все тащили по мелочи, особенно накануне нового учебного года, когда ребятишкам требовались учебники и форма. Однажды зимой Кевин и Джеки слегли с бронхитом и нуждались в хорошем питании, так Кармела, которая тогда работала продавщицей в универсаме, принесла домой здоровый кусок вырезки — ясное дело, не купленной. К семи годам я самостоятельно подкручивал газовый счетчик, чтобы ма могла приготовить обед… Короче, о карьере полицейского я и не мечтал.
— Идея понравилась, — отшутился я. — Что ж за деньги не подраться?
— Ну и как? Все еще нравится?
— Иногда.
Кенни задумался, а потом сказал:
— Па просто конец света устроил, когда Джеки нам сообщила.
Па начинал штукатуром, но к моменту нашего появления на свет сменил профессию на пьянство, изредка подрабатывая где придется и подбирая где что плохо лежит. Наверное, он предпочел бы, чтобы я торговал собой на улице.
— Да уж, просто жуть, — согласился я. — Ты мне лучше
Кевин улегся на спину и закинул руки за голову.
— А ты у Джеки не спрашивал?
— Так ей же девять было, сама не знает точно, что помнит, а что придумала. Говорит, миссис Дейли доктор в белом халате забрал…
— Не было докторов, — сказал брат, уставившись в потолок. — По крайней мере я не видел. — В свете уличного фонаря глаза Кевина поблескивали, как темные омуты. — Я помню Рози. Понятно, я совсем малец был, но… Помню вот как сейчас, представляешь? И волосы, и смех, и походку… Красавица!
— Это точно, — ответил я.
Дублин в те годы выглядел каким-то серо-буро-бежевым, а в Рози сочетался десяток ярких цветов: копна медных локонов до пояса, глаза — словно осколки зеленого стекла на солнце, алые губы, белая кожа, золотистые веснушки… Половина парней Либертис влюблялись в Рози Дейли, а самой ей было наплевать: она ни минуты не считала себя особенной. Ее фигура сводила мальчишек с ума, но Рози придавала этому не больше значения, чем заплаткам на джинсах.
В те времена монашки внушали всем девочкам, что женское тело — одновременно и выгребная яма, и банковский сейф, а мальчики — гадкие воришки. Как-то летним вечером я и Рози — мы, тогда двенадцатилетние, еще и не думали, что влюблены друг в друга — играли в «доктора». До того из обнаженной натуры я видел — да и то исподтишка — только черно-белые фотографии декольтированных кинозвезд; а тут, на расстоянии вытянутой руки, Рози, сбросив с себя одежду, как ненужный хлам, крутилась в тусклом сумраке номера шестнадцатого, подняв ладони, лучистая, смеющаяся — от этой мысли у меня и сейчас захватывает дух. По малолетству я даже не знал, чего хочу, однако ничто на свете не могло с ней сравниться — даже если б Джоконда шла по Большому Каньону со Святым Граалем в одной руке и с выигрышным лотерейным билетом — в другой.
Кевин тихо сказал, обращаясь к потолку:
— Поначалу мы и не подозревали ничего: проснулись, а тебя нет — ну, понятно, решили, что ты куда-нибудь пошел. Только сели завтракать, прибежала миссис Дейл и, подняла ор, тебя искала. Мы ей сказали, что тебя нет, а она давай вопить как припадочная, дескать, вещи Рози пропали, ты во всем виноват. Уж не знаю, что она себе навоображала — сбежали вы с Рози или дочку кто умыкнул. Па заорал на нее, ну тут и ма в крик, мол, заткнитесь оба, пока соседи не услышали…
— Представляю, — хмыкнул я. Миссис Дейли истерики закатывает не так, как моя мама, но с той же громкостью.
— А потом через дорогу начался ор, мы с Джеки пошли посмотреть, а там мистер Дейли швырял из окна Розины шмотки. В общем, вся улица наблюдала, что происходит… Честно тебе скажу, представление устроили хоть куда! — Кевин мечтательно улыбнулся.
Я не удержался от ответной улыбки.
— Эх, жаль, что я не видел!
— Ага. Чуть до мордобоя не дошло. Миссис Дейли объявила тебя подлым развратником, ма назвала Рози шалавой, мол, дочь в мать пошла, яблоко от яблоньки… Миссис Дейли взвилась аж до потолка.