Ночь длиною в жизнь
Шрифт:
— Рефлекс, — пояснил я улыбаясь. — Коп всегда коп, без перерывов и выходных, улавливаешь?
Шай презрительно фыркнул.
— Тереза Дейли просто свихнется, — сказала ма тоном, в котором смешались ужас, зависть и жажда крови.
Итак, по целому ряду причин с родителями Рози я должен увидеться первым.
— Я поговорю с Дейли, узнаю, что они решат делать. Они когда обычно возвращаются?
— По-разному, — пожал плечами Шай. — Иногда к обеду, иногда рано утром, это уж как Нора привезет.
«М-да, некстати», — подумал я, представив, как ма обрушивается
Ма, выпятив грудь, заявила:
— Фрэнсис, переночуешь у нас. Диван еще раздвигается.
Не сочтите это материнской лаской в честь возвращения блудного сына — ма так проявляет собственнические чувства. Принимать приглашение не хотелось, но другого выбора у меня не было.
— Если, конечно, не брезгуешь, — добавила она, уничтожая всякие сомнения в чистоте своих истинных намерений.
— Ну что ты, — ответил я, одарив Шая широченной улыбкой. — Отлично. Спасибо, ма!
— Мамочка, а не ма. Я так понимаю, что ты захочешь позавтракать и все такое.
— А можно, я тоже останусь? — неожиданно спросил Кевин.
Ма взглянула на него с подозрением. Кевин и сам удивился не меньше меня.
— А кто тебе запрещает? — в конце концов изрекла ма и принялась собирать чашки. — Белье не изгадьте мне!
Шай рассмеялся нехорошим смехом.
— Воссоединение счастливого семейства, — сказал он, ткнув чемоданчик мыском ботинка. — Как раз к Рождеству.
Ма не разрешает курить в доме. Шай, Джеки и я предавались вредной привычке на крыльце; Кевин и Кармела выскользнули вслед за нами. Мы уселись на верхних ступеньках — как садились в детстве, посасывая леденцы после ужина и надеясь, что случится что-нибудь интересное. Я поймал себя на мысли, что и сейчас жду какого-нибудь представления — мальчишек с футбольным мячом, ругающуюся парочку, женщину, спешащую к соседке обменять свежие сплетни на чайные пакетики… Напрасно надеялся: в номере одиннадцатом волосатые студенты готовили ужин под негромкую музыку «Кин», в номере седьмом Салли Хирн гладила, а кто-то смотрел телевизор. Видимо, сейчас на Фейтфул-плейс происшествий поубавилось.
Мы плюхнулись на наши старые места: Шай и Кармела — по краям верхней ступеньки, Кевин и я — под ними, а ниже, между нами, — Джеки. Ступеньки хранили отпечатки наших задниц.
— Господи, тепло-то как! — заметила Кармела. — Прямо и не декабрь вовсе, правда? Все неправильно.
— Глобальное потепление, — отозвался Кевин. — Дайте кто-нибудь сигаретку.
Джеки протянула пачку.
— Лучше не начинай. Отвратительная привычка.
— Я только по особым случаям.
Я щелкнул зажигалкой, Кевин наклонился ко мне, и тень его ресниц легла на щеку, делая его похожим на спящего ребенка, румяного и невинного. В детстве младший брат меня боготворил, повсюду за мной таскался, а я однажды расквасил нос Живчику Хирну за то, что он отнял у Кевина мармеладки. Теперь Кевин пах лосьоном после
Я кивнул на окошко седьмого дома:
— А у Салли сколько ж всего детей?
Джеки протянула руку через плечо, забрала у Кевина свою пачку.
— Четырнадцать… Как представлю, так выть хочется.
Я хмыкнул, поймал взгляд Кевина и улыбнулся.
Кармела, помолчав, сообщила:
— А у меня четверо. Даррен, Луиза, Донна и Эшли.
— Да, Джеки говорила. Ты молодец. На кого похожи?
— Луиза — на меня, помоги ей Господь. Даррен — в папу.
— Донна — вылитая Джеки, — встрял Кевин. — Зубы торчком и все остальное.
Джеки пихнула его:
— А ну, заткнись!
— Они, наверное, уже выросли, — сказал я.
— Да еще как. Даррен в этом году получает аттестат. Пойдет в университет — на инженера учиться.
Никто не спрашивал о Холли. Возможно, я недооценил Джеки; возможно, она действительно умела держать рот на замке.
— Вот, посмотри. — Кармела порылась в сумочке, нашла мобильник, пощелкала кнопками и протянула мне.
Я пролистал фотки: четыре заурядных конопатых ребенка; Тревор — такой же, как прежде, только волос поубавилось; домик застройки семидесятых, не помню в каком унылом пригороде… Похоже, все мечты Кармелы сбылись. Молодец, этим не многие могут похвастаться, хотя я от такой жизни глотку бы себе перерезал.
— Замечательные детишки, — похвалил я, возвращая телефон. — Поздравляю, Мелли.
Надо мной послышался легкий вздох.
— «Мелли»… Господи, сто лет этого не слышала.
Неяркий свет словно вернул нас в прежние времена, убрал морщинки и седые пряди, разгладил тяжелую челюсть Кевина и стер макияж с лица Джеки; и мы, пятеро, снова свежие, остроглазые и неугомонные, в темноте плетем мечты — каждый свои. Если бы Салли Хирн взглянула в окно, она бы увидела нас прежних: дети Мэки на крыльце. На какое-то безумное мгновение я даже порадовался, что оказался дома.
— Ох, — сказала Кармела, елозя; она никогда не умела наслаждаться тишиной. — Всю задницу отсидела. Ты уверен, Фрэнсис, что так и случилось, как ты сказал в доме? Что Рози собиралась вернуться за чемоданчиком?
Шай с пыхтением, которое могло сойти и за смех, выпустил дым сквозь зубы.
— Полнейшая хрень. Фрэнк знает это не хуже меня.
— За языком следи! — Кармела шлепнула Шая по коленке. — Что ты имеешь в виду? Почему полная хрень?
Шай пожал плечами.
— Ничего я не знаю, — сказал я. — Вполне вероятно, что Рози в Англии и счастлива.
— Без билетов и документов? — спросил Шай.
— Деньжата у нее были, билет она могла и новый купить, а документов в Англии в то время не спрашивали.
Мы и впрямь свидетельства о рождении решили захватить только на случай, если придется писать заявление на пособие, пока не найдем работу. Ну и пожениться хотели…
— Но все-таки, — тихо спросила Джеки, — правильно я сделала, что позвонила? Или нужно было просто…
В воздухе повисло напряжение.
— …оставить все как есть, — закончил Шай.