Ночь для двоих
Шрифт:
— Ну, на «Освобождении святого Петра» есть ангел и человек, — сообщил он.
Девушка его мечты оглянулась на картину, после чего удовлетворенно сказала:
— Здесь тоже.
Она была хороша! Очень хороша! Будь он действительно идиотом, был бы в восторге.
Да, сегодня он уж точно ведет себя как кретин, разве нет? Одна улыбка, и он уже готов поклясться в вечной любви.
Как он мог быть настолько глуп? Как мог увидеть в нечестной, неискренней женщине, которую знает всего лишь пять минут, простодушную девушку своих грез? А ведь они были совершенно разными. Полярными
Мисс Эджертон снова взглянула на него. Ее улыбка была яркой и лучистой — вполне могла бы служить настольной лампой у Господа. Вир немедленно почувствовал радость, возбуждение, удовлетворение, а в следующую секунду — смятение.
Романтичный мальчишка, не желавший следовать логике, который все еще жил в нем, не понимал, что девица была всего лишь умной талантливой актрисой. Он видел только обворожительную улыбку, лишавшую его способности соображать.
— Вы расскажете мне о ваших друзьях Эджертонах? — спросила она.
Маркиза злило все — ее вопрос, ее улыбка, его глупейшее неумение отделить правду от иллюзий. Вир никогда раньше не мучил женщин, пытавшихся поймать его в свои сети, обычно он испытывал жалость к ним — униженным, лишившимся надежд, считающим его своим последним шансом. Но мисс Эджертон... лукавая, коварная и абсолютно уверенная в себе мисс Эджертон не могла рассчитывать на его симпатию.
Маркиз слегка подался вперед.
— Конечно, — заявил он, — я могу рассказывать часами.
Он и рассказывал много часов — нет, дней, хотя не исключено, что и лет. С течением времени лицо Элиссанды покрылось морщинами.
Эджертоны из Абингдона, Браунлоу-Эджертоны из соседнего графства, Эджертоны-Фезерстоунхафы из другого соседнего графства — их достаточно много по соседству, а были еще и Браунлоу-Фезерстоунхафы. Генеалогическое древо семейства было разветвленным, и лорд Вир, казалось, был знаком даже с самым маленьким листочком на этом древе.
Или он так думал.
Пока он вел свой пространный рассказ, ни один человек, о котором он однажды упомянул, не оставался собой в ходе дальнейшего повествования. Дочери превращались в сыновей, сыновья — во внуков, пара, которой он приписал двенадцать отпрысков, впоследствии оказалась бездетной. Женщины, никогда не бывшие замужем, в конце рассказа стали вдовами, а один мальчик родился дважды — один раз в Лондоне, другой — в Глазго, и, как будто этого было недостаточно, пять лет спустя родился в третий раз — в Испании.
Элиссанда слушала его с неослабевающим вниманием.
Когда маркиз вышел из гостиной, она была покорена. Этот человек был не просто хорош собой. Он был потрясающим. До сей поры она и не знала, что ей необходим именно такой мужчина — ее рыцарь, ее опора, ее крепость.
Вир, похоже, чувствовал то же самое, когда увидел ее впервые. А потом, когда они сидели в гостиной, он смотрел на нее, словно она была воздухом, водой, поэзией.
Вечернее сидение в уборной тети Рейчел оказалось не бесплодным! Для Элиссанды это был прекрасный знак. Она спустилась к ужину, дрожа от возбуждения, слыша в ушах звон колоколов судьбы.
Маркиз оказался так же красив вблизи, как показалось ей на расстоянии. Безупречные черты лица не слишком грубые, но
До тех самых пор, пока они не уселись за стол и эти губы не начали двигаться. В его словах оказалось удручающе мало смысла. Дальше было только хуже. Чем сильнее она была встревожена, тем более увлеченной казалась и тем обольстительнее улыбалась. Сказался рефлекс, выработанный на протяжении всей ее жизни.
Этот человек был ее надеждой. Ее единственным шансом. Элиссанде отчаянно хотелось, чтобы беседа выправилась. В конце концов, допущенные им глупые ошибки вполне могли быть результатом усталости или нервного срыва. Она решила, что, если попросить его рассказать о людях, которых он знает, это поможет делу. Ужасная ошибка. Вместо забавных случаев и семейных анекдотов он выдал длинный и нудный перечень рождений, браков и смертей.
Элиссанда надеялась, что все еще можно поправить, до тех пор, пока Лайонел Вудсли Эджертон не отдал Богу душу в третий раз. После этого надежды ее оставили.
Она улыбнулась. А почему бы и нет? Что ей еще оставалось?
— Я вам говорил, какой у Эджертонов девиз? — спросил Вир после длительной паузы.
— Кажется, нет.
— Pedicabo ego vos et irrumabo.
На другом конце стола лорд Фредерик закашлялся, подавившись едой, и залился краской.
Не долго думая лорд Вир встал, подошел к брату и несколько раз сильно ударил его по спине между лопатками. Еще гуще покраснев, лорд Фредерик пробормотал слова благодарности. Лорд Вир молча вернулся на свое место.
— «Мы тоже разбрасываем стрелы» [4] — кажется, так звучит перевод девиза Эджертонов, не правда ли, Фредди?
— Я... кажется.
Лорд Вир с удовольствием почесал под мышкой и кивнул:
— Пожалуй, мисс Эджертон, я рассказал вам все, что знал об этих людях.
Элиссанда была даже рада, что пространный генеалогический трактат вогнал ее в ступор. Она не могла думать. И значит, не могла почувствовать весь ужас от того, что сделала самую ужасную ошибку в своей жизни.
4
Pedicabo ego vos et irrumabo — строка из стихотворения Гая Катулла. Существует много вариантов перевода с латыни, все неприличные. Пример — «Поимею я вас и в задницу, и в глотку».
Но, как выяснилось, маркиз ей еще не все сказал.
— Мне только что пришло в голову, мисс Эджертон, что вам не подобает принимать так много мужчин. Это неприлично.
— Неприлично? Когда леди Кингсли контролирует каждый шаг? — Элиссанда лучезарно улыбнулась, продолжая энергично распиливать кусок оленины на тарелке. — Уверена, что вы ошибаетесь, милорд. Кстати, моя тетя тоже в доме.
— Да? Странно, я, должно быть, забыл, что имел удовольствие познакомиться с ней.
— Все в порядке, милорд. Вы с ней не встречались. У нее слабое здоровье, и поэтому она никого не принимает.