Ночь для двоих
Шрифт:
Но ничто так не завораживало — и отталкивало — Вира, как ее улыбка. Когда она улыбалась, его сердце, несмотря ни на что, начинало биться чаще.
Умение улыбаться — это наука и искусство. Маркиз тоже владел этим умением, вне зависимости от того, что чувствовал на самом деле. Но мисс Эджертон... она была на недосягаемой высоте.
Ее улыбка была чарующей и сияющей, чувственной и целомудренной. Она завораживала и ослепляла, и Вир даже временами забывал, что это все игра.
Но она не улыбалась, когда обнаружила, что сидит у него на коленях. Она ни разу не улыбнулась за девяносто минут, когда он своими громогласными
Маркиз специально действовал ей на нервы, старался вывести из себя. Но почему он сам при этом злился? Его раздражал даже Фредди, которому она отдавала явное предпочтение, а уж Фредди никогда не вызывал у него отрицательных эмоций.
— Я ненадолго поднимусь наверх, Пенни, — сказал брат, вставая из-за стола, за которым он после ухода мисс Эджертон писал письмо. — Мне нужна моя визитница с карточками.
— Я пойду с тобой, — решил Вир. — Все равно больше нечего делать.
Маркиз потратил много часов, пытаясь разгадать шифр, который использовал Дуглас в своем досье, но не достиг никаких успехов. Единственным результатом стала головная боль.
Да и мисс Эджертон затаилась где-то в доме.
— Зачем тебе визитница? Мы куда-то идем? — полюбопытствовал он, поднимаясь по лестнице.
— Нет, я написал письмо Лео Марсдену. Он возвращается из Индии.
— Кто?
— Ты должен его помнить. Мы вместе жили в Итоне. Его адрес у меня в визитнице.
Войдя в комнату, Фредди выдвинул ящик своей прикроватной тумбочки и озадаченно почесал подбородок:
— Странно. Ее здесь нет.
— Когда ты ее в последний раз видел?
— Сегодня утром. — Фредди нахмурился. — Возможно, я что-то напутал.
Фредди был, как всегда, добр и снисходителен. Большинство людей в подобном случае заподозрили бы слуг. Вир помог Фредди обыскать комнату. Безрезультатно.
— Ты должен сказать мисс Эджертон.
— Да, наверное.
Однако они не видели мисс Эджертон до тех пор, пока не вернулись все гости. Было много шума и возбужденных рассказов о дневных событиях. Мисс Эджертон выразила должную тревогу и возмущение тем, что столь неслыханная вещь случилась в ее доме, и обещала сделать все от нее зависящее, чтобы найти вещь лорда Фредерика и вернуть ее хозяину.
Но пока она с точно отмеренной долей искренности заверяла их в том, что немедленно предпримет все необходимые действия, Вир неожиданно заподозрил ее. Правда, он пока не знал, зачем ей визитница Фредди. Для него очевидным было одно: когда она не смеялась, в ее глазах была жесткость, даже суровость.
Инстинкты его пока не подводили.
Поведение леди Эйвери за ужином усилило беспокойство Вира от смутного волнения до настоящей тревоги. Он очень хорошо знал эту женщину. Человек его профессии был бы глупцом, если бы не использовал такой кладезь информации. Он всегда узнавал ее кровожадный взгляд: глаза прищурены, ноздри дрожат. Она явно чуяла запах какого-то восхитительно безнравственного проступка и была готова, как ищейка, идти по следу.
Что-то назревало. Само по себе это было нормально, но почему так неожиданно? Еще за чаем леди Эйвери не выказывала никаких признаков того, что взяла след, и лишь добродушно терзала мисс
Непонятно, что могло привести сплетницу в состояние, боевой готовности. Девушки, несмотря на свою молодость и любовь к развлечениям, не были склонны к скандалам. Мисс Мельбурн интересовала только её фигура, мисс Дюваль — музыка. Мисс Бичамп была уверена, что влюблена в своего кузена, здесь не присутствующего. А мисс Кингсли, хотя и флиртовала с мистером Конрадом, больше интересовалась учебой, чем браком. В октябре ей предстояло вернуться вТертон-Колледж [10] .
10
Известный женский колледж Кембриджского университета.
Оставалась только хозяйка дома.
Вир прилип к Фредди. Но ничего не происходило. Начался и закончился ужин. Вечерние развлечения оказались уравновешенными и вполне пристойными. Дамы разошлись по своим комнатам довольно рано. Когда часы пробили половину двенадцатого, Вир начал думать, что сделал из мухи слона. Вероятно, то, что он считал инстинктивной чувствительностью к скрытым тенденциям, на самом деле — быстро развивающаяся паранойя.
Двумя минутами позже в гостиную вошел заспанный лакей с серебряным подносом, на котором лежала визитница Фредди и запечатанная записка.
Вир вскочил и рысью устремился в другой конец комнаты, остановившись как раз вовремя, чтобы не сбить лакея с ног, но недостаточно быстро, чтобы не выбить у него из рук поднос.
— Извините! — завопил он и присел на корточки, чтобы поднять предназначенные для Фредди вещи. Потом он выпрямился и похлопан ошарашенного лакея по плечу: — Простите меня, старина, я был слишком взволнован. Мы весь день искали эту вещь. Идите спать. Я сам отдам визитницу брату. Она ведь предназначена для него, не так ли? — И он ткнул рукой в сторону Фредди.
— Да, милорд, но у меня строгий приказ передать все это лично в руки лорду Фредерику.
— Никаких проблем! — Маркиз направился к Фредди и вручил ему визитницу. — Вот, смотрите, доставлено лорду Фредерику.
— Спасибо, сэр, — сказал лакей и удалился.
Фредди проверил содержимое визитницы. Все было на месте.
— Интересно, где она ее нашла? — пробормотал он.
— Спросишь ее завтра, — жизнерадостно предложил Вир. — По крайней мере, теперь ты можешь наконец отправить письмо Марсдену. — Выждав несколько минут, он вышел из комнаты и прочитал записку, которую припрятал с ловкостью фокусника.
«Дорогой лорд Фредерик,
возвращаю вашу визитницу, которую одна из горничных нашла на служебной лестнице. Я хотела бы вам сообщить, что нашла в вещах отца изумительной красоты набросок, выполненный рукой настоящего мастера. Он подписан таким знаменитым именем, что я не решаюсь доверить его бумаге, чтобы не поставить себя в глупое положение.
Могу я попросить вас взглянуть на него? Я так взволнована, что не могу ждать. Если вы согласитесь встретиться со мной через пятнадцать минут в зеленой гостиной, моя признательность не будет иметь границ.