Ночь гигантских вещей
Шрифт:
Я взял большую газету. Разрезал ее ножницами на полоски. Потом эти полоски я разрезал на полоски потоньше. Когда же я развернул газету, она чудесным образом оказалась целехонька!
Ава и Кортни двигались по сцене, пританцовывая в такт музыке. Они подавали мне реквизит и тут же отступали назад, чтобы не мешать мне проделывать трюки.
Интересно, почему они все время обмениваются ухмылками?
Я решил, что они, наверное, сами довольны — ведь фокусы удавались, и представление имело успех.
Однако улыбки у девчонок были уж очень лукавые. Я никак не мог взять в толк, что у них на уме.
Я заметил в зале моего друга Дункана. Я вызвал его на сцену и проделал с ним карточный фокус. Тот самый, где каждая карта в колоде — червовый туз.
Последовали бурные аплодисменты.
Затем девчонки прошествовали за кулисы и выкатили оттуда небольшой столик. Я был готов осуществить свой новый фокус. Я знал, что ребята его оценят.
Мое сердце забилось чаще. На самом деле, я никогда не нервничаю на сцене. Страх сцены неведом мне. Я обожаю выступать перед публикой.
Но новые фокусы всегда меня несколько напрягают. К тому же, я не имел возможности отрепетировать этот трюк до вчерашнего вечера.
Столик был покрыт черной тканью. Я подошел к нему.
Я поднял руки, давая оркестру знак прекратить играть. Воцарилась тишина. Я продолжал держать руки высоко над головой.
— Летящая Птица, тебя призываю! — провозгласил я.
Тишина.
Я бросил взгляд в зал. Все внимание публики было приковано ко мне.
Ава и Кортни стояли по бокам стола.
— Взываю к тебе я из далей эфирных! — продолжал я. — Крылатая Птица, явись нам не медля!
Тишина.
Я поднял со стола ткань — поднял как можно выше, чтобы скрыть сам стол от глаз зрителей.
Затем я отбросил ткань в сторону — и на столе возник Букашкин.
Я опустил руку, и птица запрыгнула мне на запястье. Я поднял руку с птицей; зал взорвался криками и овациями.
Я оглянулся и заметил, что Ава и Кортни опять улыбаются. Само собой, им еще не приходилось видеть мой фокус с Букашкиным. Пожалуй, он им понравился.
Я поднял Букашкина повыше, чтобы все могли им полюбоваться. Птичка опустила голову и коснулась языком моей щеки. Это уже второй раз. Я решил, что он вроде как… поцеловал меня. Меня вдруг пробил озноб. Его язык был такой сухой и шершавый…
Я передал Букашкина Аве и попросил ее посадить его обратно в клетку, оставленную за кулисами.
Теперь настало время грандиозного финала.
Кортни вручила мне четыре красных резиновых шарика. Мои мячики для жонглирования. Это был самый сложный трюк из всех, что я когда-либо проделывал.
Я собирался жонглировать четырьмя мячиками так, чтобы два из них все время оставались в воздухе. И во время этого выпить стакан воды.
Мы
Но сегодня все шло как по маслу. Все было идеально.
Я никогда еще не чувствовал такой уверенности в собственных силах.
Невероятнейший Стивен, Стивен-Победитель!
Оркестр вновь заиграл фанфары. Я подошел к краю сцены и начал жонглировать. Сначала тремя красными мячиками, не спеша. Затем, увеличив скорость, добавил четвертый мячик.
Два вверх. Два вниз. Два вверх. Два вниз.
Мячики двигались в идеальном ритме. Я чувствовал себя машиной, жонглирующей машиной.
Загремела барабанная дробь.
Кортни вышла вперед. В вытянутой руке она держала бумажный стаканчик. Стаканчик был до половины заполнен водой.
Я громогласно объявил:
— А сейчас я совершу трюк, который под силу только Невероятнейшему Стивену — выпью стакан воды, не переставая жонглировать!
Я видел, что все взоры прикованы ко мне. Никто не шевелился, никто не болтал.
Два вверх. Два вниз. Два вверх. Два вниз.
Я успешно поддерживал ритм. Красные мячики шлепали по ладоням.
Кортни подошла ближе. И поднесла голубой бумажный стаканчик к моим губам.
Два вверх. Два вниз. Два вверх. Два вниз.
Кортни наклонила стаканчик к моему рту.
Я сделал большой глоток.
Горькая жидкость обожгла язык. Рот наполнился ужасным, тошнотворным вкусом.
— А-А-АГХ-Х-Х-Х-Х! — вырвался у меня хриплый вопль.
Я отбил рукою стаканчик. Кортни отскочила назад.
Четыре красных мячика запрыгали по полу вокруг меня. Они простучали по сцене и покатились в зал.
От мерзкого вкуса во рту меня замутило. Желудок выворачивало.
— Меня отравили! — завопил я. — Помогите, кто-нибудь! Меня отравили!
8
Едкая жидкость щипала губы. Я начал давиться.
И понял, что сейчас меня вырвет. Издав еще один сдавленный вопль, я повернулся и бросился вон со сцены.
Зал грохнул. Ребята визжали и хохотали до слез.
Поднялся настоящий содом. Я слышал, как учителя кричат, требуя, чтобы все немедленно угомонились. Несколько учителей поспешили мне на помощь.
Не став их дожидаться, я зажал рот рукой и помчался в находящийся за кулисами туалет. Но когда я добежал до него, мой желудок немного успокоился. Блевать расхотелось.
Я привалился к стене, пытаясь взять себя в руки. Пытаясь собраться с мыслями и понять, что же произошло.
Представление проходило прекрасно, безупречно — и вдруг все полетело к чертям собачьим.