Ночь, когда Серебряная Река стала Красной
Шрифт:
Дети никогда не дрались. У них еще не было понятий самозащиты, самосохранения. Им это даже в голову не приходило. Они просто не могли понять, и это его забавляло. Каждый раз.
Этого он забрал из колыбели, пока Шайло и Джесси занимались остальными членами семьи пекаря. Это был маленький херувимчик, пухленький и розовый, с милым пельменным личиком. Пахло от него, как от свежего пахтового печенья. И спал он тоже как ангел, блаженный и безупречный, видя свои детские сны о молочных сиськах и колыбельных. Спал, даже когда он взял
Суетился немного, не более того. На мгновение от волнения ее розовый ротик скривился и издал слабый жалобный стон. Затем большой палец нашел рот, и он вернулся в страну детских грез.
Конечно, он понимал, что брать его из дома - это риск. А тащить его через весь город - еще больший. Лучше было сделать это там и тогда. На кухне стояла ванна, вполне пригодная для мытья.
Но баня? Хорошая и правильная баня? Где он мог бы по-настоящему погрузиться в воду?
Как мужчина мог устоять?
"Если это отродье начнет плакать, я сверну ему толстую шею", - предупредил Шайло. "Нейт хочет, чтобы мы не шумели".
"Я знаю, знаю", - ответил Таббер, покачивая свою теплую охапку. "Но мы все равно направляемся туда, не так ли? Жаль упускать золотую возможность".
"Почему ты должен делать такие вещи?" - спросила Джесси. "Бедная малышка. И симпатичная".
"Милашка, ничего", - сказал Шайло. "Выглядит как окорок. И не надо никаких идей, женщина. Последнее, что тебе нужно, это ребенок".
"Разве я сказала, что хочу ребенка? Нет. Я только сказала, что этот просто прелесть. Этот маленький носик..."
"Черт. Вот так все и начинается. Это всегда так начинается. Что дальше, ты захочешь замуж?"
"Если и захочу, то не за тебя! Уродливая блядь".
"Засраная корова".
Он схватил ее за промежность, а она шлепнула его по заднице, и Таббер только закатил глаза. "Я заставлю ребенка замолчать", - сказал он.
Что, по большей части, он и сделал, за исключением того момента, когда опустил ее, чтобы наполнить ванну. Хотя вряд ли, звук разносился далеко. Да и то недолго. Не сразу Таббер вернул свое внимание к ребенку.
Вывернув его из пеленки, он ворковал, корчил смешные рожицы и пел всякую чепуху. Вскоре он заставил его улыбаться. Хватался за его пальцы. Пыталась сосать его мизинец так, как у нее был собственный большой палец.
Милый херувимчик, действительно был таким. Такой милый.
Холодная вода, должно быть, стала шоком. Сам Таббер задыхался, погрузившись в воду до локтей. А когда его окунули в воду с громким плеском, погрузили прямо в воду и держали прямо на дне... о, да, наверное, это был настоящий шок!
О, но посмотрите, как он плывет, размахивая своими маленькими ручками, крутя пухлыми ножками! Пытается плыть, но быстро плывет в никуда.
Таббер рассмеялся. "Скользкий, неуклюжий паршивец, не так ли?".
Он поднял его вверх, дал ему подергаться и побрызгаться, снова окунул его. Пузыри потекли с обоих концов. Окунание и всплеск, подъем и толчки, капли холодной воды летят во все стороны, поверхность ванны покрывается рябью.
И вот оно, вот оно, недоуменное выражение лица! Полное непонимание. Что происходит? Что... как... почему?
Опустить и держать.
Держать. Держать, пока извивания сначала усиливались до лихорадочных, а потом затихали. Держать, пока маленькое пухлое тело застывало в его руках. Когда пузырьки затихли. Когда жесткое тело снова расслабилось. Поверхность стала гладкой, и тонкие прядки волос поплыли ореолом вокруг маленькой головки херувима.
Его изумленные глаза искали понимания, которое навсегда осталось за пределами их досягаемости.
Не гневно, не испуганно, как это иногда бывало со старыми людьми.
Просто очень недоумевающие.
Появился последний пузырек, крошечный серебристый колышущийся пузырек.
Он никогда не уставал от этого. Самая забавная вещь, которую он когда-либо видел.
***
Ну, вот и все... Смерть пришла в Сильвер Ривер. Все это время люди говорили, что город на последнем издыхании, умирает и все такое, но Майло Даннингс никогда не думал, что это случится вот так. Нет, сэр. Он точно никогда не думал.
Смерть пришла ночью. Как чума, но не оспа или холера. Скорее то, о чем говорил проповедник, как в Египте, темные ангелы, двигающиеся от двери к двери в безмолвной резне.
Разве он не видел это своими собственными глазами?
Странно, однако, что темные ангелы Смерти походили на обычных людей. А может быть, они специально выбрали такой образ. Не стоит выходить на сцену свирепыми и грозными, увенчанными огненными терниями.
Или что-то в этом роде. Он не мог вспомнить. Кроме того, он был пьян. Пьян даже по своим собственным стандартам. Слишком пьян, чтобы идти домой. Ему было стыдно идти домой, в таком похмельном опьянении, когда он не мог смириться с перспективой вернуться домой, обблеванный, вонючий, позорный. Расстроить жену. Напугать малышей. Заставить его девочку Дейзи посмотреть на него так, как она смотрела.
Господи, нет, он не мог вынести этого взгляда.
Не сегодня. Никогда больше, прошу и славлю Бога.
Пусть это закончится. Пусть все закончится. Смерть пришла в Сильвер Ривер, Смерть с темными ангелами. Косы жнецов в форме ножей, обрывающих жизни.
Это было немного поэтично, и он пожалел, что не может записать это. К утру он бы забыл. Только ни для него, ни для кого другого в этом городе больше не будет утра. Когда вставало солнце, оно восходило к перерезанным горлам и пронзенным сердцам, к свернутым и задушенным шеям, к отрубленным головам. К крови. Так много крови.