Ночь, которой не было
Шрифт:
— Он тоже творческая личность?
— О нет, бизнесмен до последней клеточки кости. Но Теймур работает удалённо, поэтому не привязан к месту. И стереотипов у него намного меньше. Он уверен, что если тебе нравится твоё дело, то ты сможешь жить с ним до конца дней.
— Так, — Алекс вдруг оказывается возле нас. — Я чувству себя брошенным.
Я отодвигаюсь от Сэма, давая возможность мужчины сесть рядом. Это неправильно. Я полностью забрала внимание его парня, вовлекая в свои рассказы. Очередной укол совести тонет, когда Алекс касается меня.
Да не просто касается. Он легко, будто я ничего не вешу, поднимает меня и усаживает к себе на колени. Подтаскивает ближе, чтобы я полностью оказалась на нём, и обнимает левой рукой, не давая возможности сбежать.
— Вы говорите-говорите, не мешаю.
Только как говорить, когда мысли растекаются от его близости. И ни одного слова связать не могу, будто буквы стали совсем чужими. Только дрожь и хаос внутри, съедающий меня, пожирающий. Испепеляющий все устои и последние барьеры.
Глава 15. За желания
Говори, Слицерин, говори. Выдави из себя хотя бы звук, похожий на слово. Или возмутись. Сбеги от чужих касаний, отвоюй себя и свои чувства. Но я только кусаю губы, стараясь вспомнить, что такое слова. Думала, что заново научиться ходить сложное занятие. Но оказывается, в обществе этих двух мужчин, говорить намного сложнее.
А для них будто всё нормально. Сэм никак не показывает, что его парень ведёт себя нагло или неправильно. Только закидывает мои ноги на свои, слегка поглаживая голень. Я-то старалась опустить ноги вниз, упереться в пол, перенося вес тела на них. Икру бы свело судорогой от напряжения и нагрузки, но лучше так, чем всем весом завалиться на Алекса. А он будто ничего не чувствует, только слегка выстукивает правой рукой ритм на моём бедре, привлекая внимание.
— Принцесса, ты вроде говорила что-то о своем отчиме.
— Да, говорила, — когда ещё помнила, как это делается. — Теймур вообще очень классный. Он старше меня на тринадцать лет, но это не ощущается. Точнее, он учит меня, подсказывает, но при этом я всегда чувствовала себя с ним на равных.
— Тринадцать лет? — переспрашивает Алекс, а его пальцы всё настойчивее поглаживают тело, будто живут своей жизнью. — Он намного младше твоей мамы?
— Вообще-то нет, — я смущаюсь и делаю то, что не сделала бы никогда при другом разговоре. Утыкаюсь в грудь Алекса, пытаясь скрыться от любопытных глаз. — Мама родила, когда ей было пятнадцать.
— Сложно, наверное, в таком возрасте растить ребёнка.
— Не знаю, как ей, а мне было сложно в детдоме.
Выпаливаю, всего на миг отрываясь от накачанной груди. Знаю, что пожалею о своих словах потом, но сейчас у меня в душе гниёт та противная обида. Которая не лечиться с годами, просто покрывается корочкой и пускает гной.
Все обсуждали, как сложно быть матерью такому взрослому ребёнку, какая мама молодец и как смело поступила. Только все, почему-то, забывали, что большую жизнь я была без неё. Пока мама определялась, хочет она меня или нет, как поступить и стоит ли меня забирать, я была в детдоме, совсем одна.
— Мама испугалась ответственности, — произношу, лишь бы заглушить звенящую тишину. — И я оказалась в доме малютки, потом в приёмном семье, потом был патронат. Это когда вроде как приёмная семья, но не является твоим законным представителем. А потом уже, когда мне было двенадцать, мама решила вернуть меня. Для этого и вышла замуж за Теймура. Ему нужен был брак для получения наследства, а ей для усыновления. Отчим прожил с нами года два, прежде чем развестись. И хоть брак был фиктивным, ко мне он всегда относился хорошо. Мама постоянно недовольна, что с ним я намного ближе, чем с ней.
— А ты не можешь ей простить того, что она тебя бросила.
Алекс на удивление проницателен. Он ведёт ладонью по моей спине, стараясь успокоить, но только сильнее волнует.
— Единственная обида, от которой я не могу избавиться. Поэтому стараюсь не обижаться на других. Понимаю, насколько сложно потом это переступить. Наши отношения могли бы быть намного лучше, если бы я каждый раз не возвращалась к этому.
— Или если бы она тебя не бросала, — Сэм сжимает мою щиколотку, поддерживая. Озвучивает то, что на языке, но не осмеливаюсь сказать.
— Давайте вернёмся к игре.
Прошу, лишь бы переменить тему. Ненормально говорить с ними о настолько глубоком. Эти мужчины будто пробрались в моё нутро, переворачивают там всё, достают грязные секреты и порочные мысли. И никак не спрятаться, потому что они уже внутри.
Сэм поднимается с места, и я чувствую холод. Так непривычно без его тепла. Решаю, что с личными разговорами закончилась и эта странная близость. Хочу встать с Алекса, но его хватка усиливается, не даёт подняться.
— Не рыпайся, принцесса, — шепчет на ухо, прежде чем оставить там жгущий поцелуй. Ведёт губами ниже, не отрываясь, очерчивает скулу. Слегка прикусывает кожу на подбородке, а затем оставляет короткий поцелуй. Меня трясёт, бьёт дрожью неправильных желаний. А он со спокойным выражением забирает бокал у Сэма.
— Дай мне хоть немного отодвинуться, — прошу, когда понимаю, что никто не собирается меня отпускать. — Неудобно же играть.
Вопросы продолжаются, становятся всё более сложными и откровенными. Щёки пылают от стыда, но я стараюсь не отставать от мужчин, смущая их в ответ. Хотя, ощущение такое, будто сама себя загоняю в ловушку. Только пока не понимаю в какую.
— У меня никогда не было партнера с пирсингом, — и взгляд на Сэма. Перед глазами штанга и желание ощутить вкус металла на языке.
— Неправильная, — у мужчины охрип голос, и мурашки просто несутся по телу от этого звука. — Кхм, неправильная формулировка.
— Я никогда не целовалась с тем, у кого есть пирсинг.
Слова даются с трудом, в голове туманиться от алкоголя и похоти. Господи, дай мне сил сдержаться. Я же на таблетках, а прёт от мужчин так, будто моя нимфомания на самом пике.