Ночь – мой дом
Шрифт:
— Какой отвлекающий маневр? — перебил Дион.
— Устроит пожар. Когда они побегут его тушить, мы спустимся в трюм и вынесем оружие.
— Трюм будет заперт.
Эстебан самоуверенно улыбнулся:
— На такой случай у нас есть болторезы.
— Вы что, видели этот замок?
— Мне его описывали.
Дион наклонился вперед:
— Но вы не знаете, из какого он материала. Может, ваши болторезы его не возьмут.
— Тогда мы его прострелим.
— И привлечете внимание тех, кто тушит пожар, — заметил Джо. — К тому же кого-нибудь может убить рикошетом.
— Мы будем двигаться быстро.
— Быстро? С шестью десятками ящиков
— У нас есть тридцать человек. И еще тридцать — если вы их обеспечите.
— А у них будет три сотни, — произнес Джо.
— Но это не три сотни cubanos. Американский солдат бьется ради собственной гордости. А cubano бьется за свою страну.
— Господи! — проговорил Джо.
Улыбка Эстебана стала еще самодовольнее.
— Вы сомневаетесь в нашей храбрости?
— Нет, — ответил Джо. — Я сомневаюсь в вашем уме.
— Я не боюсь умирать, — изрек Эстебан.
— А я боюсь. — Джо закурил папиросу. — А если бы и не боялся, я бы все равно предпочел умереть за что-то более дельное. Чтобы поднять ящик с винтовками, нужно два человека. Значит, шестьдесят парней должны сделать две ходки на горящий военный корабль. По-вашему, такое возможно?
— Мы узнали об этом корабле всего два дня назад, — заметила Грасиэла. — Если бы у нас было больше времени, мы бы нашли больше людей и разработали план получше, но корабль уходит уже завтра.
— Это не обязательно, — произнес Джо.
— Что вы имеете в виду?
— Вы говорили, у вас есть свой человек на корабле.
— Да.
— Значит, у вас там уже есть внутренний агент?
— А что?
— Господи, да то, черт подери, что я вас спросил, Эстебан! Кто-то из моряков состоит у вас на жалованье, да или нет?
— Состоит, — призналась Грасиэла.
— Какие у него обязанности по службе?
— Он работает в машинном отделении.
— Что он должен для вас сделать?
— Устроить поломку двигателя.
— Значит, этот ваш агент — механик?
Еще пара кивков.
— Он проходит внутрь чинить двигатель, затевает пожар, и вы нападаете на оружейный трюм.
— Да, — подтвердил Эстебан.
— Не самый плохой план, — заметил Джо.
— Спасибо.
— Не надо меня благодарить. Не самый плохой, но и не самый хороший. Когда вы собираетесь это провернуть?
— Сегодня вечером, — ответил Эстебан. — В десять. Луна будет тусклая.
— Идеально было бы сделать это среди ночи, часа в три, — произнес Джо. — Почти все будут спать. Не надо будет опасаться всяких отважных героев, да и свидетелей меньше. По-моему, только тогда у вашего человечка будет шанс удрать с корабля. — Он сцепил руки за головой, еще немного подумал. — Этот ваш механик — он кубинец?
— Да.
— Насколько темный?
Эстебан начал:
— Я не понимаю, зачем…
— Кожа у него — скорее как у вас или как у нее?
— У него очень светлая кожа.
— Значит, может сойти за испанца.
Эстебан переглянулся с Грасиэлой, снова посмотрел на Джо:
— Разумеется.
— А почему это так важно? — поинтересовалась Грасиэла.
— Потому что после того, что мы собираемся сделать с кораблем Военно-морского флота США, они его запомнят. И будут за ним охотиться.
— А что мы собираемся сделать с кораблем Военно-морского флота США?
— Для начала — пробить в этом корабле дырку.
Бомба, которую они из-под полы приобрели у одного анархиста, пообещав заплатить ему в ближайшее время, представляла собой не просто ящик с гвоздями и стальными шайбами. О нет, это был куда более сложный и точный прибор. Или, по крайней мере, так их заверили.
Один из барменов в бутлегерской забегаловке Пескаторе на Сентрал-авеню Сент-Питерсберга, по имени Шелдон Будр, между тридцатью и сорока годами немало времени потратил, обезвреживая бомбы для морской пехоты. В пятнадцатом году, в Порт-о-Пренсе, во время оккупации Гаити, он потерял ногу из-за неполадок в аппаратуре связи, и его это до сих пор злило. Он соорудил для них настоящую конфетку, а не взрывное устройство: стальной ящичек размером с коробку для детской обуви. Будр сообщил им, что начинил ее шарикоподшипниками, круглыми дверными ручками из латуни, а также порохом — в количестве, которого хватило бы на то, чтобы прорыть туннель в монументе Вашингтона.
— Убедитесь, что вы ее заложили строго под двигатель. — Шелдон слегка подтолкнул к ним по стойке бомбу в оберточной бумаге.
— Мы пытаемся не просто взорвать двигатель, — заметил Джо. — Мы хотим повредить корпус.
Шелдон, не отрывая взгляда от стойки и двигая губой, втянул воздух через верхний ряд своих искусственных зубов. Джо понял, что глубоко оскорбил его. Он стал ждать, пока тот не ответит.
— А что, по-вашему, случится, — наконец произнес Шелдон, — когда двигатель размером со «студебекер» взорвется, пролетит сквозь борт корабля и плюхнется в бухту Хиллсборо?
— Но мы не хотим взрывать весь порт, — напомнил ему Дион.
— В этом ее прелесть. — Шелдон похлопал по свертку. — Направленное действие. Осколки не разлетаются во все стороны. Просто вам лучше не становиться прямо перед ней, когда она рванет.
— А оно… она боится сотрясения? — поинтересовался Джо.
Глаза Шелдона блеснули.
— Хоть весь день ее молотком колотите — она вас простит. — Он погладил коричневую бумагу, словно спину кошки. — Подбросьте в воздух — и вам даже не нужно будет отходить в сторону, когда она приземлится.
Он покивал сам себе, губы его беспрестанно шевелились. Джо с Дионом переглянулись: вдруг у этого парня не все дома? А они собираются положить изготовленную им бомбу в свою машину и проехать над всей бухтой Тампа.
Шелдон поднял палец:
— Но есть один небольшой нюанс.
— Один небольшой — что?
— Подробность, о которой вам надо бы знать.
— И какая?
Он с извиняющимся видом улыбнулся им:
— Тот, кто ее запалит, должен хорошо бегать.
Езды от Сент-Питерсберга до Айбора было двадцать пять миль, а Джо отсчитывал каждый ярд. Каждый ухаб и бугор на дороге, каждый наклон машины. Каждое потрескивание в ходовой части казалось ему близким предвестием неминуемой гибели. Они с Дионом не обсуждали свой страх — было незачем. Он и так наполнял их глаза, наполнял собой весь автомобиль, от него их пот приобретал металлический привкус. Они почти все время глядели только вперед, прямо перед собой, иногда бросая взгляд на бухту. Так они пересекали мост Гэнди, и полоски прибрежной суши по обе стороны от них сияли белизной по сравнению с мертвенно-синей водой. Пеликаны и белые цапли взлетали с перил моста. Иногда пеликаны замирали в полете и камнем падали вниз, словно подстреленные. Они врывались в плоское море и выныривали с извивающейся рыбиной в клюве, открывали его, и рыба исчезала внутри, вне зависимости от своего размера.