Ночь над прерией
Шрифт:
— Инеа-хе-юкан, ты говоришь с человеком, который достаточно часто был изранен и разбит и в своей боли никому не сознавался. Я знаю, как это выглядит, и ты от меня не утаишься. Ты останешься теперь в типи на медвежьей шкуре. Квини я буду доставлять к автобусу, а иногда она съездит и на автомобиле. Мы хотим видеть тебя на следующее лето победителем на родео в Калгари, и для этого ты должен быть совершенно здоров и силен, чтобы никаких следов не осталось от того, что сегодня есть твое тело и нервы. Я сказал, хау.
Стоунхорн некоторое время молчал и наконец сказал:
— Я подчиняюсь тебе. Тогда у меня будет время немного поучиться.
— Ты будешь смеяться: я учился у циркового клоуна и у инженера. Потом еще немного у своих детей.
— Мне сначала надо смеяться над самим собой, потому что я еще не могу писать без ошибок.
Большая картина «Танец в ночи» была почти завершена. Работа была очень нелегка, ведь в распоряжении Квини не было ателье, а дни становились все короче и короче. Но она думала только о том, чтобы справиться. Черно-коричнево-серым сиял холст, как земля и небо; танцевали тени; желтый огонь факелов пронизывал темноту.
Квини эту картину еще никому не показывала, кроме Стоунхорна и Окуте.
Но ее мысли после завершения картины полностью возвратились к действительности, которая тоже была полна тайн.
Сперва пробудилась в ней готовность помочь одному второгоднику в ее собственном классе. Ему уже в предыдущие годы однажды пришлось оставаться на второй год, и вот теперь снова произошло это в двенадцатом классе. У него была круглая голова, говорил он медленно и как бы с затруднением, запоминал не сразу, но уж что запомнил, это у него оставалось надолго. Английский язык для него был все еще труден. Боб Тандершторм жил в интернате, его мать помогала там на кухне. Квини трижды в неделю оставалась здесь после обеда на час и. повторяла с парнем уроки, за что он был ей трогательно благодарен. Управляющая интернатом, которая была бакалавром и два года проучилась в колледже, не могла нарадоваться усердию Квини и время от времени приходила, чтобы принять участие, и приводила с собой еще двух учеников, которым тоже тяжело давалось учение. Понемногу образовалась группа из шести человек, которые регулярно с ней занимались. Квини приносила потом домой задания, которые с ними выполняла, и обсуждала их с мужем, у которого хотя и были огромные пробелы в знаниях, но зато он обладал хорошей памятью и великолепными способностями решать головоломные задачи. Кроме своих упражнений по письму он с интересом, как экстерн, принимал участие и в этих занятиях.
Труднейшей проблемой для индейца была абстракция в логике и в языке. Она получила начальное развитие лишь в виде языка символов. Абстрактные понятия доставляли трудности не только при обучении английскому языку, но также и во многих других предметах. Вот, например, английский.
— Что такое «one»? 46 — спросила как-то Квини, когда Боб и Ивонна были гостями палатки и Окуте тоже присутствовал в качестве слушателя.
— Something 47 .
46
Один (англ.).
47
Собирательные (англ.).
— Folk, people 48 .
— Ну
— Безличная форма? В жизни это все и никто, — ответил Стоунхорн. — Они шепчутся — шепчутся; у них есть мнение — есть мнение, они удивляются — удивляются; они обреченные — обреченные. Но если ты возьмешь одного-единственного человека из плоти и крови и спросишь его, то окажется, что он не шептался, не имел мнения, не удивлялся и не был обреченным. Но стоит ему повернуться к тебе спиной, как снова тут эта безличная форма. Безличная форма — это фигура без имени и лица. Это выдумка образа жизни уайтчичунов. У наших предков слово было словом и человек — человеком, хорошим или плохим, и все знали, как с ним обращаться.
48
Народ, люди (англ.).
— Значит, безличный — это трусливый человек, — пробормотал про себя Боб.
— Что ты считаешь трусостью? — не отставал Стоунхорн. — Десять против одного — и это уже не трусость, а достойно восхищения, если этот один, разумеется, не убежал.
— Это называется быть смелым, — сказала Ивонна.
— Если бы я был один, такое поведение было бы просто глупым, — сказал Боб.
— Это говоришь ты. Что скажут люди?
— Наверное, что я вообще глупый и глупым останусь. Кого же из нас назовешь смелым?
— Наших предков.
— В десяти заповедях это не сказано. Значит, мы сами называем их смелыми.
— Наша совесть.
— Страх, что люди нас назовут трусами.
— Даже если они и сами таковы?
— Мы будем сохранять к ним любовь.
— Богатый выбор, как в супермаркете! Последнее предложение мне нравится больше всего, — иронизировал Джо, несмотря на всю свою серьезность. — Но если мы будем так продолжать, тогда соберемся вместе и завтра. Могу я задать вопрос, миссис Кинг?
— Прошу вас, мистер Кинг!
— Пожалуйста, Джо — я ведь только ученик. Как обстоит дело с треугольником? Это типи?
— Да! — тотчас воскликнул Боб.
Стоунхорн взял налобную повязку, которую Унчида сделала для Тачины, повязку с треугольной вышивкой желтым, красным и синим цветом. — Прекрасная типи! Можно в ней жить?
— Нет, — сказал Боб.
— Но в нашей здесь мы живем.
— Да.
— Почему?
— Потому, что она построена из дерева и бизоньих шкур.
— А другая здесь?
— Вышита окрашенными иглами дикобраза на коже.
— И все же ты называешь и ту и другую — типи. Как же так?
— Потому что три угла — обозначение для типи.
— Ах, вот что. Для всех различных настоящих типи имеется один знак — треугольник. Наглядная абстракция. Она была известна нашим предкам. Уайтчичуны потеряли понимание этого.
«Да! Куда это клонит Джо? — подумала Квини. — Наши предки были способны абстрактно мыслить. В своем кругу жизни. Об этом нам не надо забывать, занимаясь с учениками».
Боб задумался.
— Хорошо, — заключил он наконец, а уж если он что-то заключил, значит, он это понял. — А что же такое все люди, которых мы подразумеваем под словами folks или people?