Ночь над водой
Шрифт:
– А меня Эдди Дикен, я механик или, как у нас летчиков говорят, бортинженер.
Они взобрались наверх.
– Смотри в оба и запоминай, больше такой летной палубы нет нигде. – Эдди старался держаться как можно естественное.
– А как на других самолетах?
– Довольно голо, холодно и шумно, везде выступы, на которые все время натыкаешься.
– И что входит в функции бортинженера?
– Слежу за нормальной работой двигателей, чтобы они не останавливались до самой Америки.
– Зачем все эти рычажки, цифирки, лампочки?
– Понимаешь... Каждая что-нибудь значит. Вот,
– А как это сделать?
– Вот, возьмись за этот рычажок и немного опусти его вниз... Так, хорошо. Теперь ты чуть больше приоткрыл кран охлаждения, увеличил доступ холодного воздуха, так что следи за показаниями прибора, через несколько минут температура должна упасть. Ты хорошо изучал физику в школе?
– Я учился в классическом колледже. Мы до одури зубрили латынь и греческий, но насчет точных наук, если честно, не очень.
Эдди почему-то подумалось, что латынь и греческий вряд ли спасут Британию от нацистов, но он промолчал.
– Что делают остальные члены экипажа?
– Так, по порядку. Одно из самых почетных мест по праву принадлежит штурману. Вон он, Джек Эшфорд, тот, что стоит у стола с картами. – Джек, худой длинный мужчина с темными волосами, выбритыми до синевы щеками и правильными чертами лица, поднял от стола голову и добродушно ухмыльнулся. Эдди продолжил: – Он определяет наше местоположение, что довольно сложно в центре Атлантики. У него есть своя «мини-обсерватория» – там, сзади грузового отсека, и он ориентируется по звездам с помощью своего секстанта. Фактически, это такой прибор, октант с «пузырьком».
– Как это?
Джек показал ему инструмент.
– "Пузырек" реагирует только тогда, когда октант на уровне. Ты находишь нужную звезду, смотришь на нее через зеркальце и подгоняешь угол до тех пор, пока звезда не совпадет с линией горизонта. Затем считываешь угол зеркальца, сверяешь его с таблицами и таким образом находишь местоположение корабля относительно земной поверхности.
– Звучит просто.
– В теории, – засмеялся Джек. – Одна из проблем на данном маршруте как раз то, что мы весь полет находимся среди облаков, поэтому иногда звезды не видны.
– Но постойте, ведь если мы летим в определенном направлении и не меняем курса, то и заблудиться не сможем.
– Это ошибка, мы можем, сами того не зная, отклониться от курса из-за бокового ветра.
– И в состоянии догадаться насколько?
– Здесь не место догадкам. Надо все проверять. Там внизу на крыле есть маленький люк, я выстреливаю вниз сигнальную ракету и внимательно смотрю, как она падает. Если она ложится вровень с хвостом самолета, мы не дрейфуем, но если ее сносит в одну либо другую сторону, то я приблизительно знаю, куда и насколько мы уклонились.
– Все это как-то неточно, на глаз.
– Правильно. – Джек опять засмеялся. – Подумай сам, а вдруг мне не повезет и мы так и не увидим звезды в океане, или, что уж совсем плохо, я ошибусь в своих оценках дрейфа, мы можем в результате отклониться от курса на добрую сотню миль или даже больше.
– И что тогда?
– Мы выясним это, как только окажемся в зоне действия какого-либо маяка или передающей станции, и тогда выровняем курс.
Эдди наблюдал за мальчиком и видел на его умном лице смесь простого любопытства, подлинного интереса и понимания. Когда-нибудь, подумал он, я буду объяснять все это моему ребенку. Он снова вспомнил о Кэрол-Энн, в груди моментально заныло. Только бы поскорее обозначился этот гад Лютер, тогда ему станет легче. По крайней мере, он четко знал бы, чего от него хотят и зачем весь этот кошмар.
– Можно посмотреть, как там внутри крыла? – спросил Перси.
– Давай, – ответил Эдди. Он открыл люк, ведущий в правое крыло. Мгновенно заложило уши от шума мощных двигателей, запахло горячим машинным маслом. Внутри крыла был виден низкий проход, по которому можно передвигаться только согнувшись. За каждым из двух двигателей оставалось достаточно свободного места, где механик мог выпрямиться и заняться устранением неполадки. Здесь, в крыле, естественно, никакой отделки не было, и Перси увидел конструкцию во всей ее технической красоте: провода, перегородки, решетки, заклепки и так далее.
– Видишь, – крикнул Эдди сквозь шум работающих двигателей, – вот так на большинстве летных палуб.
– Можно войти внутрь?
– Нет. – Эдди отрицательно покачал головой и закрыл люк. – Извини, друг, сюда вход посторонним строго воспрещен.
– Не унывай, – сказал Джек Перси. – Я покажу тебе свою «мини-обсерваторию». – Он увел Перси назад, в конец палубы, а Эдди стал проверять показания приборов на доске. Пока все было в норме.
Бен Томпсон певучим голосом передал вслух метеосводку вблизи Фойнеса:
– Ветер западный, двадцать два узла, на море зыбь.
Через несколько секунд на приборной доске у Эдди погас световой сигнал под словами «крейсерский полет» и тут же зажглась лампочка под словом «посадка». Он проверил показатели температуры и доложил:
– Двигатели к посадке готовы. – Такая проверка была необходима, поскольку моторы, находящиеся под высоким давлением, могли испортиться, если резко снизить количество оборотов.
Эдди открыл заднюю дверь. Там находился узкий проход, по обеим сторонам которого шли багажные отделения, а наверху над проходом находился купол «обсерватории» штурмана, куда вела лестница. Перси стоял на лестнице, разглядывая октант. За багажными отделениями располагалось небольшое помещение, где первоначально планировалось поставить кушетки для отдыха экипажа, но оно так и осталось необставленным, ибо отдыхающая смена использовала для этих целей пассажирский отсек номер один. В конце помещения – люк в хвостовую часть, туда, где проходят кабели и проводка.