Ночь ночей. Легенда о БЕНАПах
Шрифт:
— Что, станцию?
— Ни… Цистерну…
— Позвать кого-нибудь?
— Нэ трэба, — почти приказал.
И тут председатель взревел, потому что внезапно понял — на этот раз Петру не выкарабкаться.
— Гады! Выродки!.. — он, наверное, имел в виду всех на свете. — Проклятые и проклятые… Ханыги… Цистерна. Целая цистерна! На-На! Потерпеть не мог?! За сто двадцать верст до Берлина!.. Если уж так приспичило… Это же додуматься?! Древесный спирт! Ты формулу этого дерьма знаешь?.. Они специально нам ее оставляют… Чтобы такие… — он вдруг перестал орать, испугался.
В
Вошел санитар… Тот пожилой, небритый, в куцем замызганном халате…
Четыре мотоцикла, одиннадцать автоматчиков, мчались к железнодорожной станции. Вот она — «Кляйн-Корхен». Вот она, цистерна!.. Подкатили почти вплотную.
— От цистерны все! Ма-а-а-арш! — здесь осторожность была нужнее, чем с противником.
— Товарищ старший лейтенант, полегче, полегче… — это Иванов. — Они все пьяные. Из разных частей. Тут нельзя нахрапом.
— Оружие к бою!.. — и обе стороны ощетинились. — Все назад! Приказ командующего!! При малейшем сопротивлении… Из пулеметов!.. Приказ командующего!! — он повторял, как заклинание. — Не вздумай ствол поднять — пристрелю… — тут ухо держи востро — как в клетке со свежими тиграми.
Внутреннее сопротивление лютое. Начали медленно расползаться, пятиться, но затаенно огрызались.
— Назад!.. Без шуток!.. Весь спирт на землю…
— Вы там не очень-то!.. Не очень… — это совсем смелый нашелся. — А то как бы вам тоже посуду не продырявили.
Ординарец Жора и Володя Иванов осторожно отделили смельчака от остальных, обняли, как родного, мигом обезоружили и скрутили. Запихнули головой в коляску мотоцикла. Для надежности… Остальные кинулись к тем, что были поближе к цистерне, — отнимали канистры, жбаны, котелки, бидончики. Выливали на землю, а посуду кидали им вдогонку под жестяной грохот отступавшим к развалинам.
— Это же древесный! А «спирт» уже потом… Мертвые! Уже мертвые есть!.. Поезжай в госпиталь, посмотри, ласточка моя, как они улетают… Один за другим.
— А то глупее тебя… очистку произвести не смо-гем! — Ну, с этим управились быстро.
Расползались разъяренные, пятились обескураженные. Озирались по сторонам, отругивались, тихо угрожали… Какой-то сердобольный солдат-доходяга сообщил:
— Товарищ гвардии охвицер, разрешите?.. Вы тот шпирт не берите. Там с ночи один плавает.
— Где плавает?
— У в цистерне. Утоп.
— А чего же вы сами-то?
— Мы с другого боку сливали, — сообщил по большому секрету, — не там, где плавает. Все одно — дезинхвекция. Правда?
Нашли пожарный багор, извлекли утопленника. Свежий, розовый, чистый. Никто его не знает. Положили на перроне… Может, опознают… Открыли краны и выпустили в канаву всю цистерну древесного спирта.
Добытчики находились в развалинах поодаль, выглядывали оттуда этакими сусликами, наблюдали с ощущением горестной утраты — авось образуется, да хоть что-нибудь обрыбится.
— Вам в подарок Жизнь, на блюдечке с каемочкой! Мало?.. Да?! — увещевал сусликов одессит-ординарец
XVII
Ключ от бездны
…В вязком, сладковатом воздухе ныло грозное предупреждение. Оно висело!.. Солнце поднялось довольно высоко и жестким светом било в спину. Колонна внезапно застопорилась перед самым мостом, сложенным из толстых почерневших от времени бревен. С этой стороны реки прямая как стрела дорога сплошь была забита транспортными и редкими боевыми машинами, зажатыми, как в ловушке. На той стороне — пустота: дорога раздваивалась — одна ныряла в густой лес, другая стремглав уносилась за линию фиолетового горизонта… По обе стороны дороги — поле, покрытое жухлой прошлогодней травой, с обширными песчаными проплешинами. За полем петляла полноводная речушка с обрывистыми бережками. Дальний лес казался высоченным, крепким. За лесом притаилась Германия.
…Прими их всех до одного, прошу Тебя, будь милостив — они удивительное воинство (отдельные промахи не в счет…) Ни один из них не заслужил Твоей милости, но ведь все они отправились туда раньше времени, — значит, Ты хотел этого?.. Прости их.
Полковник стоял на мосту, рядом со своим «виллисом». Низкорослый, уже совсем немолодой (с той самой «гражданской»). Он нервно дергался и что-то выговаривал адъютанту. Тот пожимал плечами и не то что отвечал ему, а скорее пытался ретироваться. Ему было малость неловко за полковника: да и не его это был полковник, и сам он был не его адъютант…
Вот так остановить большую колонну на открытом месте, перед старым деревянным мостом?.. Вода в реке была черная от холода — уже вроде бы и весна, но все равно февраль… Полковник решительно отказался от помощи адъютанта, а зря… Он утонул в большом развернутом листе карты — лихорадочно отыскивал там нужные ему населенные пункты с ускользающими немецкими названиями.
И ведь ни одного зенитного орудия в колонне, нет даже зенитного пулемета — прямо бедствие какое-то… Ругали полковника напропалую, костерили и в хвост и в гриву. Почти все смотрели в небо и ждали, с какой стороны нагрянут.
— Ну, чего встал, как… Вот ведь мудо бедовое!..
— Прижмут, так… Икнуть не успеешь! Не то что…
— Тут и укрыться-то негде…
— Видал? Читать по-немецки учится…
— Впе-е-е-еред, разгильдяи! Чего стоим?!
Рядом с полковником прогуливалась знакомая фигура. Еще какая знакомая!
— Здорово, Иван.
Иван обернулся — гвардии старший лейтенант Белоус.
— Здравствуй, здравствуй, — Иван испытывал некоторое неудобство, он оттаскивал председателя в сторону, на край дороги, подальше от «виллиса» заместителя командира корпуса.