Ночь под дулом пистолета (Заложница)
Шрифт:
По дороге в город Тайл остановилась только один раз, у помойки за супермаркетом. Она выбросила туда две вещи: свой магнитофон и двухчасовую кассету из камеры Глэдис и Верна.
Тайл чертыхнулась, пытаясь распутать безнадежно запутавшуюся леску.
– Не клюет? – раздался вдруг за ее спиной знакомый голос.
Она вздрогнула от неожиданности и быстро обернулась. При виде его у нее подкосились ноги. Он небрежно прислонился к стволу дерева, его высокая, стройная фигура и ковбойская
– Не знал, что ты умеешь ловить рыбу, – заметил он.
Господи, он приехал в такую даль, чтобы поболтать о рыбной ловле? Ладно.
– Как видишь, не умею. – Она показала ему загубленную удочку и нахмурилась. – Но поскольку именно этим принято заниматься у прозрачного горного ручья, протекающего прямо под окнами домика… Док, что ты здесь делаешь?
– Ты уже слышала о Ронни?
Тайл кивнула. Она знала, что Ронни Дэвидсон быстро поправляется. Если так пойдет дальше, его через несколько дней выпишут из больницы.
– У Сабры тоже все замечательно. Она уже вернулась в Форт-Уэрт. Я вчера разговаривала с ней по телефону. Они с матерью собираются вместе вырастить Кэтрин. Ронни сможет приходить, когда захочет, но они решили пару лет подождать со свадьбой. Вне зависимости от того, как решатся его проблемы с законом, они договорились подождать и посмотреть, выдержат ли их отношения испытания временем.
– Молодцы. Все правильно. Мне кажется, они все-таки будут вместе.
– И они так думают.
– А что Денди? Наверное, радуется, что ему не придется отвечать за убийство?
– Но попытка-то была? И дюжина свидетелей это подтвердят. Надеюсь, ему вкатят на полную катушку.
– Я за. Он едва не погубил несколько человек.
Они помолчали. Тишину нарушало только пение птиц и непрерывный гулкий шум ручья. Когда напряжение стало невыносимым, Тайл снова спросила:
– Что ты здесь делаешь?
– Я получил сырный пирог от Глэдис и Верна.
– Я тоже.
– Огромный.
– Просто колоссальный.
Тайл почувствовала, что глупо продолжать держать в руках удочку, и положила ее на землю, но тут же об этом пожалела. Теперь некуда было девать руки, которые вдруг стали казаться огромными и нелепыми. В конце концов она сунула их в карманы джинсов.
– Дивное место, верно?
– Согласен.
– Когда ты приехал?
– Примерно час назад.
– Вот как… – Она подняла на него глаза и снова жалобно повторила: – Док, что ты здесь делаешь?
– Я приехал поблагодарить тебя.
Тайл опустила голову и уставилась на ноги. Кроссовки глубоко увязли в песке на берегу ручья.
– Не надо. Меня благодарить, я хочу сказать. Я не могла использовать эту запись. У меня ведь и видео было, снятое с помощью камеры Глэдис. Качество оставляло желать лучшего, но таких кадров не имел больше ни один репортер в мире.
Она глубоко
– Но на той пленке был ты. Вполне узнаваемый. И я не хотела пользоваться тобой, после того… что произошло в мотеле. Слишком все стало личным. Я поняла, что на свете есть кое-что поважнее репортерских сенсаций. Вот я и выбросила пленки. Никто их никогда не видел и не слышал.
– Гмм… Ну, я не за это тебя благодарил.
Она резко подняла голову.
– Что?
– Я видел твою передачу. Она была замечательной. Я действительно так думаю. Классный профессионализм! Ты заслужила все похвалы, которые получила. И я признателен тебе за то, что ты не обнародовала наши личные разговоры. Но ты была права: мне не удалось спрятаться. Меня бы все равно разоблачили – с твоей помощью или без нее. Я теперь это понимаю.
Впервые в жизни Тайл не нашлась что сказать.
– Я приехал сказать тебе спасибо за то, что ты заставила меня критичнее взглянуть на самого себя. На мою жизнь. Понять, что я трачу ее впустую. После смерти Шари и всего остального мне требовалось время, чтобы побыть одному, все обдумать, все переоценить. Это заняло у меня… скажем, полгода. А все остальное время я делал именно то, что ты сказала: я прятался. Наказывал себя. Выбрал для решения своих проблем самый трусливый путь.
Теперь Тайл ощущала не просто напряжение. Ее душили чувства. Она пока не могла разобраться в их природе, но ей хотелось кинуться к нему, обнять, утешить. Однако сначала она должна была услышать, что скажет он. Док обязательно должен был это сказать! И Док словно бы прочитал ее мысли.
– Я возвращаюсь, – сказал он. – Последнюю неделю я провел в Далласе, говорил кое с кем из врачей и исследователей. С новичками, которые придерживаются моего агрессивного метода лечения этого заболевания, с докторами, которым обрыдло таскаться по бесчисленным комитетам и комиссиям, чтобы получить одобрение новых методов, пока пациенты страдают, а все другие меры не дают результата. Нам хотелось бы вырвать медицину из рук юристов и бюрократов и вернуть ее врачам. Вот мы и решили создать группу, объединить наши ресурсы и знания… – Он взглянул на нее. – Ты что, плачешь?
– Солнце бьет в глаза.
– А, понятно… Вот это я и хотел тебе сказать.
Тайл аккуратно и по-деловому вытерла с глаз слезы.
– Тебе не следовало ехать так далеко. Мог бы прислать сообщение по электронной почте или позвонить.
– Это тоже было бы трусостью. Я должен был сказать это тебе лично.
– Как ты меня нашел?
– Поехал в вашу студию. Поговорил с Галли, который, кстати, попросил меня передать тебе кое-что. – Она кивнула головой, показывая, что слушает. – Он сказал: «Передай ей, что я не полный кретин. Я понял, что значит «слишком сложна». Ты что-нибудь понимаешь?