Ночь последнего дня
Шрифт:
— Пора их отправлять, — сказал Борька.
Он расплатился, мы с трудом растолкали дремлющих сотоварищей и потащили к выходу. На счастье, такси долго ждать не пришлось. Я собиралась проститься с парнями, загрузив Машку, но Антон вознамерился ее проводить. Я попыталась втолковать ему: чем скорее он окажется в своей постели, тем для него лучше.
Но он вопил на всю улицу:
— Ангел, возьми меня с собой!
— Конечно, я не оставлю тебя с этими черствыми людьми, — вторила
Таксист ухмылялся, но когда-нибудь ему это надоест. Антон устроил свою голову на Машкиных коленях и махнул рукой:
— Мы улетели, пока, ребята.
Машина уехала, а Борька взял меня за руку.
— Далеко до твоего дома?
— А мы где? — в свою очередь спросила я.
— На Воронцова.
— Здорово. Только я все равно не знаю, где это.
— Если мы немного пройдемся, возможно, станет легче. Как думаешь?
— Я не думаю, я надеюсь. Давай пройдемся.
Он взял меня под руку, и мы побрели в направлении площади. Наконец я стала узнавать дома вокруг и приободрилась.
— Машка твоя подруга?
— Подруга.
— Где-то я ее видел.
— Неудивительно. Вы же родственники.
— Мы?
— Вы. И мы. Все люди — братья, так что, по большому счету, мы все родня.
— Ужас какой-то, — сказал он. — Заниматься любовью с собственной сестрой… Нет, мы с тобой не родственники. В конце концов, Машка ангел, и ты тоже.
— Я не ангел. То есть я, конечно, ангел, но падший.
— Слава богу. Тогда ты должна меня соблазнять.
— Я бы с удовольствием, но у меня язык заплетается.
— Язык в таком деле не главное.
Болтая таким образом, мы вышли к реке и немного постояли на мосту. Поднялся ветер, Борис покрепче прижал меня к себе, но я все равно дрожала от холода.
— Пойдем ловить такси? — шепнул он мне на ухо.
— Без надобности. Мой дом в трех кварталах отсюда.
До моего дома мы шли молча, потому что здорово продрогли.
— Лифт не работает, — предупредила я.
— Девятый этаж?
— Пятый.
— Повезло.
Мы вошли в квартиру, и Борька принялся оглядываться. Там, где у людей вешалка, у меня плакат с портретом Че Гевары.
— С революционным приветом! — козырнул Борька. — Мао Цзэдуна читаешь? — повернулся он ко мне.
— Не-а.
— Хорошо. Я испугался, что нарвался на идейную.
— У меня нет идей, одни пороки.
— Ты мне дико нравишься.
— Ты мне пока не очень, но в принципе сойдешь, — сказала я серьезно, чтоб он не очень-то расслаблялся.
— Где можно куртку повесить, товарищ Ангел?
— В комнате.
— Почему в комнате?
— Потому что вешалка там.
И в самом деле вешалка у меня там.
— В этом что-то есть… — озадачился
— Нет. Когда в последний раз мыла полы, утащила ее туда, чтоб не мешала. С тех пор и стоит.
— Гениально. Ты сводишь меня с ума. Как только я тебя увидел, скромно виснущую на Тошкином локте, сразу подумал: «Вот девушка, которая сведет меня с ума». Так и вышло.
— Чего-то ты совсем расклеился. Садись, заварю чай, у меня есть отличный рецепт.
На кухне я возилась долго и не удивилась бы, усни он за это время, но Борька стоял возле двери на балкон и с интересом ее разглядывал.
— Она заколочена, — сказала я.
— Зачем?
— Падшие ангелы не летают, они плюхаются в бездну вниз головой. Как-то по пьянке я чуть не свалилась, теперь опасаюсь.
— Много пьешь?
— Стараюсь.
— Послушай, а ты случаем не сумасшедшая?
— Наконец-то догадался, — хихикнула я, разливая чай.
— Нет, я серьезно.
— Серьезно у сумасшедших не спрашивают, сумасшедшие ли они.
— Ты кажешься мне немного странной.
— Это от выпитого. А еще от освещения. Не люблю яркого света.
— Я тоже. В полумраке женщин легче соблазнять.
— Что ж, приступай.
— Ты не очень-то любезна.
— Это тебе в отместку за излишнее любопытство.
— Клянусь, что больше не задам ни одного вопроса. Я буду говорить исключительно о твоей красоте.
— О, такие темы всегда интересны, — засмеялась я.
— У тебя глаза египетской богини. Ленивые и опасные. В этом серебристом платье ты похожа на змею. Красивая и коварная.
— Сравнения у тебя какие-то двусмысленные, — нахмурилась я.
— Это оттого, что я не могу как следует сосредоточиться. Меня очень волнует твое колено.
— Я могу отодвинуться.
— Нет, лучше придвинуться ближе.
— И ты найдешь подходящие сравнения?
— Я буду красноречив, как Хайям. Как все восточные поэты вместе взятые.
— Имей в виду, я могу уснуть в любой момент.
Тут зазвонил телефон. Я сняла трубку — звонила Машка.
— Кажется, я влюбилась, — хихикнула она.
— Завидую, — вздохнула я.
— Что, все так плохо?
— Лучше не бывает. Он обещал быть красноречивым.
— Мой ничего не обещает. Он спит. Я испытываю к нему материнские чувства.
— Ты в своей квартире? — спросила я и вздохнула с облегчением, услышав:
— Нет. Я бы ушла, спать в своей постели куда приятнее, но не могу, ноги совершенно не ходят.
— Это временно.
— Я люблю тебя.
— Взаимно. — Я отложила телефон, а Борька улыбнулся:
— Машка? Как они добрались?
— Понятия не имею, но твой друг спит.