Ночь птичьего молока
Шрифт:
Он с разбойным видом ухмыльнулся, выхватил спрятанную за спиной скатерть и развернул, взмахнув ею, будто флагом, над головой.
– Н-эм... скатерть...
– разочарованно-уныло констатировал кто-то.
– Васенька, она льняная? Где достали?
– А вы взгляните-ка на петухов! Это же роскошь!
– раздался мужественный баритон.
– Крестьянские узоры, народный орнамент!..
Супруга Семибратова молчала, и на лице ее ясно было написано не то чтобы презрение к мужу-простофиле, но некое разочарование, сплавленное со злостью, - дескать, нашел чем похваляться, подумаешь, скатерть - эка невидаль, даже в такой чудесный праздник не мог придумать ничего путного, а ведь к себе, поди ж ты, и забот, и ласки требует... Срамиться только и горазд... Растяпа!
– Катенька, - томно сказал Семибратов, - ты не думай... Я обегал весь город...
В комнате повисла неловкая тишина.
– Ты не думай, - повторил Семибратов и вдруг хитровато улыбнулся. Этот Новый год мы отпразднуем так, как никому не снилось. Это - чудо, то, что я принес. Я скатерть-самобранку купил! Понятно?!
– Чего-чего?
– протянул недоверчиво кто-то из гостей.
– В нашито дни и волшебство?
– Именно!
– воскликнул Семибратов.
– Я тоже поначалу не поверил. А потом... Э, да что там объяснять!.. Сейчас вы сами убедитесь!
Он быстро подошел к столу и, прежде чем кто-нибудь успел опомниться, поспешно и не церемонясь принялся переставлять прямо на пол, под ноги собравшимся, бутылки, холодные закуски, тарелки, чашки и торты. Потом расстелил на пустом столе скатерть-самобранку и, широко разведя руки, с видом гастролирующего факира от Москонцерта, повернулся к гостям.
Кто-то хмыкнул, глядя на него, кто-то, вздохнув, пожал плечами, женщины зашушукались и невольно попятились, а верная Катенька только качнула головой и смиренно-жалко, будто извиняясь, улыбнулась...
– Что же вы стоите?
– несколько опешив, проговорил Семибратов.
– Вот оно, чудо, перед вами. Давайте приказывайте, требуйте - возражения не будет, нечего стесняться! Любой деликатес, любой напиток...
Минутное оцепенение прошло.
– А что она умеет?
– Да все, что пожелаете! Не верите?
И гости воспрянули духом.
– Хочу икры. Зернистой. Килограмм, - изрекла плюгавая девица, раскуривая сигарету "Кент".
– Слыхала, скатерть?!
– гаркнул Семибратов.
– За дело, старушка!
Звякнуло, пшикнуло, запахло рыбным магазином, и на столе возникло блюдо, доверху заваленное икрой.
Икра была отборная, не на всех официальных банкетах такую сыщешь.
– Ой!
– то ли испуганно, то ли восторженно вскрикнули гости.
– Неужто настоящая?
– Проверьте!
– царственно предложил Семибратов.
– Но, простите, откуда?
– В углу сидел некто, жевал мятный пряник и был полон сарказма.
– На пустом ведь месте... Я все видел!
– То-то и оно! Волшебство, товарищи, чистой воды волшебство!
– М-да, - донеслось с другой стороны стола, - оно, впрочем, конечно такой уж век. Нынче в газетах каждый день о чудесах трубят... И не надоедает.
– Ну, а коли так, - улыбаясь, сказал Семибратов, - валяйте, друзья! Бесплатное удовольствие. Аттракцион для всех!
– Хочу индейку, в ананасах!
– тотчас раздалось, будто выстрел.
– Хочу заливного поросенка!
– Побольше...
– Да чтоб совсем уж прямо вот такое!..
– А мне бы... Ах!..
– Хочу, товарищи, хочу!
И через пять минут стол ломился от яств, и возникали все новые лакомства, новые чудеса кулинарного искусства, приправленные фантазией гостей, а гости, в раж войдя, надсаживались до хрипоты.
Семибратов же только ухмылялся, довольно потирал руки и бегал вокруг стола, взгоняя страсти до предела: "Хочу - могу, ну и хоти, не медли!".
Но наконец все утомились.
Красные и потные, они уселись на свои места, схватили вилки, ложки и ножи и принялись накладывать в тарелки всяческую снедь, чтобы тотчас набить себе рты, запивая заморскими винами, безалкогольными настойками и коньяками, и, не прожевав как следует одно, с голодной жадностью наброситься на новые куски.
Это был пир - ужасный и восхитительный.
Раблезианский пир. Чумной.
– Где скатерть-то достали, ик?
– Да с рук купил...
– И много было, ик?
– Одна-единственная.
– Врете, батенька, заливаете? Небось в магазине, из-под прилавка, да? По старой памяти, на экспорт? Да?
– Да нет же, право...
– А заплатили сколько?
– Двадцать пять.
– Целковых?
– Ну, естественно!
– Вот видите! Вот видите! За уникальную-то вещь сдерут - ого-го, подумать страшно!.. Сказать не хотите - ладно. А еще называется - друг...
– А что?
– встрепенулась какая-то дамочка с лицом эмансипированной матрешки.
– Вот ведь здорово-то, а? В любом магазине - по скатерти-самобранке... По чуду на каждом углу! Все были б сыты до отвала.
– Нет, такого и не ждите, - возразили ей.
– Эти скатерти в Африку посылают. Там народ голодает, а денег нет ни у кого... Оттого у нас из-под полы и приходится доставать. Ура развивающимся странам!
– Нет, вы представьте себе, - не унималась дамочка, - вы только представьте себе, я слышала: электроника эта может все! Глядишь, волшебную палочку изобретут... И на службу ходить не надо. Махнешь разок - и все, что пожелаешь... И машины, и квартиры, и мебель там, и драгоценности, о господи! А денег - кучи, кучи!..
– Деньги-то на что?
– резонно перебил ее супруг.
– Ты - думай прежде...
– Как - на что? Они всегда нужны. И потом, мало ли... Война вдруг... Или палочка сломается...
– Э, бросьте, - с ухмылкой сказал Семибратов, - никаких вам палочек не будет. Это уже слишком. Но вот скатерть-самобранка!..
– Слушай-ка, Вася, будь человеком, продай ты мне ее, скатерку эту. Я тебе тысячу целковых отвалю.
– Кровью добытое - не продаем! Нет, вы только послушайте его, захохотал, подбоченясь, Семибратов.
– Он с ума сошел, ей-богу!