Ночь с Каменным Гостем
Шрифт:
Я быстро оделась и, бросив спящих гостей, отправилась к Институту судебной психиатрии. Наступило потепление, снег растаял, превратившись в грязное месиво, машин на улицах практически не было – все предпочитали встречать праздник дома и наверняка приходили в себя после бессонной ночи.
Профессорша ждала меня на крыльце института, нервно прохаживаясь и куря ментоловую сигарету. Кира выглядела на редкость встревоженной.
– Я рада, что вы приехали, Даночка, – произнесла она, – одно из двух: или я начинаю медленно сходить с ума и вижу фантомов,
– Или Вулк всех нас обхитрил, выдав профессора Штайна за себя и свалив на него всю вину, – сказала я. – С Новым вас годом, Кира Артемьевна, с новым, так сказать, счастьем!
Мы прошли в здание института – охранники, поклевывая носом, не заметили нашего появления. По гулким коридорам мы отправились к кабинету бывшего директора. Нам не встретилось ни единой живой души – наверняка все сотрудники были дома и отдавали должное праздничному столу. Из подземного блока доносились завывания больных.
Деревянная дверь кабинета профессора Штайна была заклеена полоской бумаги с сиреневой печатью и строгой надписью: «Центральное полицейское управление Экареста. Входить запрещено».
Кира подковырнула бумажку пальцем, я, не долго думая, сорвала ее.
– Терять нам нечего, – произнесла я. – У нас нет времени, чтобы дозваниваться до кого-нибудь и объяснять необходимость подобных действий. Вперед!
Войдя в кабинет, мы осмотрелись. Ничто не вызвало подозрений. После десяти минут бесплодных обысков я подошла к массивному шкафу и, распахнув его, обнаружила сотни карточек, рассортированных в алфавитном порядке.
– Это картотека больных, которые прошли через наш институт, – пояснила Кира. – Не думаю, что там может быть что-то интересное…
Я стала перелистывать карточки с именами пациентов и их фотографиями. Внезапно я спросила:
– Кира Артемьевна, если кто-то инсценировал последнее нападение и подсунул Норберта Штайна в качестве идеального кандидата в Вулки, то сделать это мог человек, знакомый с методами работы в полиции и, вероятнее всего, сам работающий в ней!
– В связи с этим и было начато внутреннее расследование, – ответила профессорша, копошившаяся в ящиках стола. – Хм, весьма интересно…
Поддавшись внезапному импульсу, я отыскала табличку с литерой «К». Меня занимала одна-единственная фамилия. И я ее обнаружила!
– Кира Артемьевна! – изменившимся голосом произнесла я. – Кажется, я что-то нашла!
– Даночка, я тоже обнаружила кое-что занимательное! – ответила она.
Я нетерпеливо крикнула:
– Да подойдите же ко мне, прошу вас!
Кира присеменила, я вытащила лист картона, на котором было напечатано: «Эльзбешка Кранах 1941 – 2004». И прикреплена фотография красивой женщины, которую я видела не так давно.
– И что из этого? – хмыкнула профессорша. – Одна из сотен больных…
– Одна из сотен больных, фамилия которой Кранах! – взвилась я.
Лицо Киры прояснилась, она наконец поняла, что я имею в виду.
– Вы хотите сказать, что эта дама имеет некоторое отношение к почтенному инспектору Фердинанду Кранаху…
– Я видела фотографию этой особы в комнате у инспектора, – ответила я, переводя дыхание. – Он сказал, что это его мать, убитая… Вулком Климовичем!
– Что-то в этом не сходится, – прошептала Кира и схватила бумаги. – О, а ведь карточка пуста, остался только первый лист! Странно, обычно должно иметься весьма солидное приложение с анамнезом, а оно отсутствует!
Я медленно спросила:
– Кто руководил обыском в кабинете профессора?
– Инспектор Кранах… – выпалила Кира и осеклась. – Неужели вы думаете, Даночка, что наш дорогой инспектор… Странно, если, по вашим словам, матушка Кранаха была убита Климовичем, то почему указанная кончина приходится не на конец семидесятых или начало восьмидесятых, а на 2004 год?
Я содрогнулась и ответила:
– Видимо, потому что инспектор лгал мне, когда утверждал, что его мать была убита Климовичем. При помощи этой басни он пытался объяснить наличие целой библиотеки по Сердцееду и Климовичу, которую я обнаружила в его кабинете… Боже мой! Но если это так, если мать Кранаха находилась на лечении в психиатрической клинике, если сам Кранах скрывал это ото всех, если он одержим двумя самыми жестокими убийцами в истории нашей страны…
Ноги у меня подкосились, Кира заботливо повела меня к креслу и, усадив, сказала:
– Я ведь кое-что нашла и в ящике стола Норберта. Взгляните на это, Даночка!
Она протянула мне личное дело, на котором было написано: «Мартина Климович».
– Это карточка супруги Вулка и матушки Виолетты, – прошептала профессорша. – Мартина Лурье тоже находилась на излечении у Норберта, хотя он никогда не упоминал об этом! Посмотрите, что там написано! Страница девять!
Я раскрыла указанную страницу и не без труда разобрала убористый почерк врача. Я прочла несколько предложений и недоверчиво воскликнула:
– Этого не может быть, Кира Артемьевна!
– Я тоже так считаю, Даночка, – ответила та. – Но факты говорят о противоположном!
«Помимо этого, мой бывший супруг Вулк Климович регулярно поил нашу малолетнюю дочь Виолетту коктейлем, сделанным из человеческих сердец, взбитых в шейкере с мороженым…»
Я почувствовала тошноту и отбросила от себя бумаги.
– Климович приучал Виолетту сызмальства к каннибализму! – заявила я. – Но она ни разу не упоминала…
– Я бы на ее месте тоже не говорила ни с кем на эту тему, – ответила профессорша. – Странно только, что эти подробности не были обнародованы даже во время процесса над Вулком.
Дверь кабинета распахнулась, и мы лицезрели предмет разговора – Виолетту. Она испугалась не меньше нашего – побледнела и быстро спросила:
– Что вы здесь делаете?
– А вы? – нашлась Компанеец и проворно засунула бумаги в ящик письменного стола. – И где вы были, Виолетточка, я не могла до вас дозвониться…