Ночь с принцем

Джеффрис Сабрина

А все может обернуться еще хуже. Его высочество недвусмысленно намекнул ей, что, если письма не будут возвращены, папу вполне могут повесить как предателя. Разве допустит Кристабель такое?

Конечно, папе не стоило хранить эти письма после того, как ему приказали уничтожить их. Но, как любой военный стратег, он хотел позаботиться о защите своей семьи на случай, если услуга, оказанная принцу, обернется, как это часто бывает, опасностью и преследованием.

Так и случилось. И причиной тому — муж Кристабель.

А ведь папа предостерегал ее против этого брака. Лучше бы он просто запретил ей встречаться с Филиппом. Скольких бед удалось бы им избежать.

Кристабель вздохнула. Нет, тогда они с Филиппом просто сбежали бы. Вспомнить только, как противилась она советам и запретам отца, который хотел всего лишь защитить ее. А Кристабель жаждала свободы, простора, света.

Ей казалось, что она найдет все это в любви Филиппа — офицера и джентльмена, совершенно неотразимого в глазах юной и неопытной девочки. Какой же наивной дурочкой она была.

— Мистер Берн, миледи.

Кристабель была благодарна миссис Уоттс, отвлекшей ее от грустных мыслей. Вслед за Берном она вышла из гостиной и обнаружила портниху в прихожей.

— Все готово для примерки, — объявила та.

Они прошли в небольшую комнату, из которой миссис Уоттс сразу же выгнала Розу, сославшись на недостаток места.

— Я думаю, горничные всегда только мешаются, — доверительно сообщила она, когда недовольная служанка вышла. — Туалетами дамы должны заниматься эксперты, не так ли?

— Разумеется, — согласилась Кристабель, смущенная и польщенная одновременно, но когда портниха разложила на столе модные картинки, стало ясно, что, говоря об экспертах, она имела в виду не ее, а мистера Берна.

Он перебирал картинки и отрывистым голосом давал указания, которые миссис Уоттс едва успевала записывать.

— Понадобятся по крайней мере пять сорочек, семь вечерних платьев, одиннадцать платьев для прогулки и к каждому — накидка или спенсер…

— Зачем так много? — попыталась протестовать Кристабель.

— Мы проведем в имении у Стокли целую неделю, — Берн непринужденно положил руку ей на талию, — и я хочу, чтобы вы как можно чаще меняли туалеты.

Портниха деликатно отвела глаза, а Кристабель бросила на Берна сердитый взгляд. Не слишком ли он увлекся ролью любовника?

Так и не убрав руки, Берн продолжал диктовать дальше:

— Еще необходимы новые нижние юбки, желательно шелковые, несколько ночных сорочек из самой тонкой ткани и халаты.

— И шали, — добавила Кристабель.

— Никаких шалей. — Берн опустил взгляд на ее грудь. — Женщина должна демонстрировать свои… достоинства.

Изо всех сил стараясь не покраснеть, Кристабель ехидно заметила:

— В таком случае, может, лучше обойтись вообще без платьев?

— Чудесная мысль! — блеснул глазами Берн. — И не будем выходить из спальни.

Чтоб

ему пропасть! Все-таки последнее слово должно остаться за ней.

— Мне нужны шали. Я замерзну.

— Не беспокойтесь, я сумею согреть вас.

— Берн… — Кристабель почти умоляла.

— Ну, так и быть. Одна шаль. — Берн повернулся к миссис Уоттс.

— Три шали, — потребовала Кристабель.

— Одна шаль. Шелковая. — Заметив, что Кристабель нахмурилась, Берн добавил: — Если хотите больше — платите за них сами.

Он отлично знал, что она не сможет себе этого позволить.

— Тогда я возьму с собой свои старые шали.

— Полагаю, все шерстяные?

— Вообще-то да.

— Ладно, — простонал Берн. — Три шелковые шали. — И, заметив торжествующий взгляд Кристабель, добавил: — Но не надейтесь, что я позволю вам закутываться, как мумия, после того как истрачу кучу денег на наряды. Либо играйте свою роль, либо совсем откажитесь от нее. Стокли и так скорее всего заподозрит что-то неладное, — проговорил Берн почти шепотом.

Лицо Кристабель вытянулось. Он, разумеется, прав.

— Хорошо. Наверное, действительно хватит одной шали. Следующий час они провели, перебирая разнообразные цвета, фасоны и ткани.

Таких прекрасных и изысканных тканей Кристабель никогда не носила и даже не видела. Она не особенно задумывалась об одежде, но, надо сказать, у нее никогда не было платьев, сшитых из таких изумительных тканей: шелков, струящихся, как водопад, муслинов, таких нежных и тонких, что к ним страшно прикоснуться. Когда Филипп был лейтенантом, у него не было на подобное денег; позже вместе с имением он унаследовал и массу долгов, которые немало увеличил.

Но для Берна, очевидно, это не было проблемой. Или он сошел с ума.

Только сумасшествием можно было объяснить и то, какие цвета он выбрал: сверкающие красные, яркие синие и вибрирующие зеленые. Неужели этот человек не понимает, что Кристабель — совсем не светская красавица, привыкшая притягивать к себе восхищенные взгляды и одевающаяся соответственно?

Она попробовала протестовать, но Берн не стал ее слушать.

— Поверьте, на вас они будут смотреться великолепно.

— Но мне кажется, сейчас в моде бледно-розовый и кремовый.

— Да, среди вчерашних школьниц и дебютанток. А вы — взрослая женщина, и вам надо совсем другое.

Приложив к лицу выбранные Берном ткани, Кристабель, глядя в зеркало, вынуждена была признать, что он оказался прав. Даже она понимала, что яркий розовый атлас заставляет ее кожу светиться, а зеленый креп необычайно эффектно подчеркивает цвет глаз. И нельзя отрицать, что в своих кремовых и бледно-розовых платьях она всегда выглядела несколько бледновато.

То, что Берн оказался прав, почему-то показалось Кристабель очень досадным.