Ночь с убийцей
Шрифт:
Взгляд мужчины наполнился густой теменью, в глубине зрачков закрутилась Вселенная. Я шумно вдохнула, ловя остатки самообладания, и, поймав запах вспотевшей кожи, закрыла глаза.
Я сдаюсь. Он слишком меня волнует. Мне кажется, что желание с годами даже стало сильнее, обрело смысл.
Мы же утром еле выползли из постели, но я снова горела, вспыхивала, как искра от присутствия мужа, от его прикосновений одними глазами. И когда холодный металл дотронулся до щеки, не сдержала длинный хриплый стон. Плоскость ножа ушла вниз, щекоча
Приоткрыв веки, туманно посмотрела в любимое лицо. Чуть не упала, когда острие царапнуло по плечу, разрывая волокна платья, открывая мое голое плечо, но не причиняя вреда коже.
— Оно новое, — пролепетала я. Хотела удержать ткань, но сильное тело вжало меня в стену, и муж настойчиво убрал мои ладони в сторону. Лопатки коснулись холодных обоев, по спине пошли волны жара. Они спустились вниз, срываясь вместе с платьем, и задержались внизу живота. Я бы не устояла, ноги стали слабыми, непослушными, но муж чувствовал меня, будто дышал мной, поддержал, а потом тело стало легким, и я доверилась любимым рукам — улетела в его объятия, а потом опустилась плавно на мягкую кровать.
Кунай навис надо мной, буравя тёмным взглядом, иссушая желанием, медленной пыткой лаская мои бёдра, едва касаясь губ горячим дыханием, маня близким поцелуем.
— Кунай…
Он прикусил нижнюю губу, будто останавливая. Зная, как я горю от его порочных ласк и нетерпеливых прикосновений. Немного отстранился и с ухмылкой вопросительно выгнул бровь, а его ладонь легла на внутреннюю часть бедра, повергая меня в трепет.
— Я… хочу…
После смерти Тэкэры я боялась признаться мужу в любви. Казалось, что эти три слова причинят нам обоим боль, ведь Кунай в тот день потерял свою драгоценную — Тэкэру, а я не могла взять и присвоить его себе, просто потому что выжила. Просто потому, что снайпер, которого заказала сестра, ошибся.
Кунай говорил, что я ему нужна, что важна, что он без меня жить не может, но… слов «я тебя люблю» я от него никогда не слышала. Потому что любил он не только меня. Между нами всегда стояла Ярослава.
Он наклонился, лезвие ножа скользнуло по коже щеки, сорвалось с подбородка, бросая меня в омут страсти. Я не удержалась и содрогнулась всем телом. Легкий укол, и кожа под острием лопнула, а глаза Куная наполнились темнотой, гуще прежней. Губы сжались в тонкую линию.
— Твои поцелуи умеют заживлять раны? — прошептала, перехватывая его ладонь.
Теплые губы прижались к ранке, горячий язык слизал кровь, а я задрожала сильнее.
Ощутив моё растущее желание, муж вжался в мои бёдра своими, массируя лобок каменной эрекцией. Не оставляя мне выбора, маня обещанием невыносимого наслаждения на грани жизни и смерти.
— Дети там одни, — прошептала, не пытаясь увернуться. Нож улетел назад и встрял
— Они достаточно самостоятельные.
— Не услышат? — не умолкала я, справляясь с накаленными спиралями, что скручивали поясницу и грудную клетку.
— Нет.
— Никуда не влезут? — Выгнулась, когда поцелуи и ласки стали острее и жестче. Покусывания сквозь ткань подбрасывали меня над постелью.
— Дара присмотрит за ними, — хрипло, но все так же спокойно ответил муж, — будь уверена.
— Кунай… Я… — не смогла договорить, когда ладонь накрыла нижние губы, а пальцы скользнули под ткань трусиков, плавно погрузились в меня, обжигая теплом кожи.
— Что? — хитро улыбаясь, растягивая, лаская и доводя до безумия. Несколько движений вглубь, и я сорвалась с пропасти наслаждения, выкрикнув:
— Я люблю тебя!
Кунай
— Что не так?
Я отхлебнул виски и посмотрел на Дмитрия. Бывший кровный враг ухмыльнулся и крикнул:
— Киса, можно тебя на минутку?
Его жена, вытирая руки, выглянула с кухни:
— Что?
— Помнишь, ты призналась мне на втором курсе, а я промолчал?
Она глянула так, что маньяк бы позавидовал. Прошипела:
— Жить надоело?!
И бросив в смеющегося мужа полотенцем исчезла. Дима повернулся ко мне:
— Понял?
Я кивнул:
— Конечно. Твоя жена тебя ненавидит, и я с ней совершенно согласен. Ты невыносим.
— Дурак, — беззлобно ответил он и отхлебнул вискаря. — Она призналась мне, а я промолчал, думая, что уже и так показал свою любовь. Тем, что забирался к ней на третий этаж, дарил цветы, бил парней, что заглядывались на неё…
— Похоже, мне пора, — я отставил полупустой стакан.
— Погоди, Кунай…
— Кунай умер.
— Да лучше бы умер! — в сердцах сказал он и скривился: — Ты холоден, как твой нож, и столь же прямолинеен. Наверняка не раз показал своей женщине, как ты к ней относишься, но я уверен, что ни разу сказал волшебных слов.
— Точно издеваешься, — проворчал я, поднимаясь.
— Я люблю тебя, — неожиданно признался он.
— А я тебя хочу убить, — хмыкнул я.
— Она это хочет услышать, — посмотрел он серьёзно. — Всего три слова, которые докажут, что ты думаешь о ней, а не о… первой жене.
Я замер на месте, пригвождённый. Помотал головой:
— Нет, я много раз говорил Владе, как она дорога мне. Она моя…
— Солнце и луна, — закончил он насмешливо. — Кунай, ты идиот. Но почему-то мне нравишься…
— Мне тоже, — донеслось с кухни.
— Так, — мгновенно стал серьёзным Дмитрий Константинович и, поднявшись, принялся меня выталкивать из квартиры. — Тебе пора!
За дверью я прислушался к их перебранке:
— Что, на плохишей потянуло?
— Я как другу…