Ночь Седьмой тьмы
Шрифт:
– Но вы считаете, что это вуду.
– Ваш муж проводил много времени в гаитянской общине. Вы гаитянка. Этот скончавшийся, Филиус, был гаитянином.
– На Гаити мы называем это водун.
Он пожал плечами:
– Это, без сомнения, одно и то же.
Она положила вилку.
– Нет, лейтенант. Не одно и то же. Вуду – это Голливуд: зомби – иголки в куклах и мумбо-юмбо. Водун -это религия большинства гаитян.
– Я думал, они все католики.
– Католицизм – их церковь. Водун -их вера.
– Так вы считаете,
Она нерешительно помолчала.
– Этого я не говорила. Я просто думаю, что эта связь не так проста. Если связь есть.
Рубен замолчал и сделал глоток из своего бокала. Он чувствовал себя полным невежей. Уже три года он работал в Форт-Грине, а гаитяне no-прежнему оставались для него загадкой.
– А вы?..
– Водунистка?Нет. – Она покачала головой. – Мои родители... Мы были тем, что люди привыкли называть элитой. Гаити может быть старейшей черной республикой, но мы, мулаты, всегда оставались у власти. У нас деньги, образование, связи с Францией. В нас больше французского, чем гаитянского, больше европейского, чем африканского. Моя семья каждое воскресенье ходила к мессе. Мы никогда не испытывали потребности танцевать для Бога.
– Но ваш муж... Ничего, что я спрашиваю?
Она закрыла глаза на мгновение, заслонясь от новых образов, которые вызывало в ней имя Рика: бледное тело на каменной плите, серая глина и трава, маленький белый гроб.
– Нет, можете спрашивать. Рик был знатоком водун,помимо всего прочего. Вы можете найти его книги, почитать его работы. Я не думаю, что кто-то убил его за это.
– Может быть, и нет. Но я бы хотел встретиться с некоторыми людьми, поговорить с ними о том, что происходило. С друзьями вашего мужа, с друзьями Филиуса. Вы могли бы подсказать мне верное направление. Вы можете помочь мне, если захотите.
"Да, -подумала она, – я могу помочь. Но моя помощь не принесет никакой пользы. Это должно закончиться на этой точке. На Филиусе, на Рике".Ее сердце опять затрепетало. Она ощутила дурноту. Дурноту и страх.
– Я не могу вам помочь, – произнесла она. – Я ничего не знаю. – Но она отвела взгляд, говоря это, и в первый раз он был уверен, что она лжет.
Зазвенел телефон. Какое-то мгновение он раздумывал, глядя на нее, пытаясь определить, вела ли она какую-то свою игру или просто была напугана. Потом встал из-за стола и вышел в соседнюю комнату.
Когда он вернулся, на лице у него читалась озабоченность.
– Это касается вашего приятеля Филиуса, – сказал он. – Происходит что-то уж совсем забавное. – Он замолчал, сел. – Какие-то люди приходили сегодня утром, чтобы забрать его тело. Назвались родственниками. Они похоронили его сегодня днем. Я этого не понимаю. Следовало бы сначала провести вскрытие.
Анжелина нахмурилась.
– У него не было здесь никаких родственников, – сказала она. – Они оставили свои имена? Те люди, что приходили за ним.
Он покачал головой:
– Не знаю. Видимо, нет. В регистратуре больницы должна быть запись. Но зачем хоронить его так быстро? И как им удалось обойти процедуру вскрытия?
– Таков обычай. Он одинаков во всех тропических странах.
Рубен кивнул:
– Есть
– Да?
– Результаты лабораторных исследований. Очевидно, там у них произошла какая-то путаница, и они все-таки подготовили анализы взятой у него крови. Занятная выходит картина с этими анализами. Что-то совершенно необычное. – Он замолчал. Анжелина пристально смотрела на него, словно догадываясь о том, что он собирался сказать. – Паталогоанатом только что разговаривал с прокурором штата по поводу официального запроса на проведение эксгумации.
7
Наступило утро среды, бледной и никчемной, – кичливый день, отполированный вчерашним дождем до блеска, свет тусклый и какой-то белесый, вся энергия вытекла из него. Что до нее самой, Анжелина не помнила ни одного дня, который начался бы так уныло и бестолково. Она в буквальном смысле не знала, что ей с собой делать. Рубен ушел рано: он хотел взглянуть на этот странный отчет из лаборатории и помочь побыстрее получить ордер на вскрытие могилы.
Верно, ей нужно было бы заняться похоронами Рика, но при одной мысли об этом ей делалось дурно. По совету Рубена она оставила эти заботы секретарше Рика в университете Лонг-Айленда. Мэри-Джо взяла на себя всю работу: звонила по телефону, давала извещения в газеты, договаривалась с похоронным бюро. Анжелина еще не говорила с родителями Рика, да и не хотела говорить. Секретарша может позаботиться и об этом тоже.
С трудом ворочая руками и ногами, она выбралась из кровати в десять часов. Ее одежда была еще немного влажной, но все же это было лучше, чем те вещи, которые одолжила ей сестра Рубена, – все не того размера и чудовищно непривлекательные. В голове у нее сложился отталкивающий образ этой сестры: громкоголосая, пышнотелая – круглолицая еврейская матрона с тяжелыми грудями и десятком детишек, которая пользовалась дешевой косметикой фирмы и раз в месяц делала покупки в «Мэйсиз».
Квартира Рубена была заполнена фотографиями: его дедушка и бабушка в хассидских одеждах, его родители, братья, сестра в день своей свадьбы, дяди, тети, кузены и кузины, племянники, племянницы – живые и умершие. Он рассказывал ей о них накануне вечером:
– Вот мои дедушка и бабушка. Я их не знал, они умерли в Аушвице. А вот это дядя Аврам, он умер здесь, в Бруклине. Вот эта смешная женщина – тетя Ривке. А вот это ее сын Ирвинг, мой двоюродный брат, он сейчас в университете Йешива.
Литания имен, лиц, воспоминаний. Он ни на секунду не уставал перечислять их: они были самым важным в его жизни. Они были его прошлым. Без них он был ничто, пустое место. Они и были той причиной, по которой ему было так мучительно видеть ее одиночество.
На столике у стены, немного в стороне от остальных, стояли несколько цветных фотографий его детей. Анжелина взяла одну в руки.
– Кто это? – спросила она.
Рубен запнулся, прежде чем ответить.
– Все это фотографии моей дочери Давиты, – сказал он. – Ей десять лет. Вот это самый последний снимок, тот, где она с лошадью; он был сделан месяц назад.
С фотографии смотрела худенькая темноволосая девочка с большими глазами. В одной руке она держала уздечку, накинутую на маленькую пегую пони, улыбаясь на фоне косого столба солнечного света.
– Я не знала, что у вас есть дети.
– Только один ребенок, только Давита.