Ночь Седьмой тьмы
Шрифт:
Рубен колебался. Участие ФБР в этом деле выглядело полнейшей бессмыслицей. Знали ли в бюро о связи Ордена с организованной преступностью? Если нет, почему не встать и не сказать об этом? И зачем прикрывать расследование?
– Я собираюсь включить все это в свой отчет... мистер Смит.
Смит покачал головой:
– Никакого отчета не будет, лейтенант. Вы понимаете? Сегодня я просто хочу услышать ваше устное заявление. Чтобы мне не думалось.
Рубен знал, что он ничего не может сделать. Хлыст был в руке у Смита, не важно откуда он получил его: из ФБР или из
– И что теперь будет? – спросил он, закончив свой рассказ.
– Будет?
– С этими вещами в тоннеле. Книгами и всем остальным.
Смит откинулся в кресле.
– Ничего, – проговорил он. – С ними ничего не будет. Они останутся там, где лежат. Эти тоннели представляют угрозу для санитарного состояния города. Я бы не удивился, узнав, что вы или мистер Кохен подцепили там какую-нибудь неприятную болезнь. Городские власти уже отдали распоряжение наглухо заложить тоннели. Со временем их засыплют.
Руки Смита лежали по бокам, мясистые ладони мягко покоились на поручнях плетеного кресла, правая рука чуть сдвинута так, что ее не было видно целиком. Позади него темно-зеленые листья выгибались на фоне ночи. Флюоресцентная лампа помаргивала, как аура при начале мигрени.
– Давайте двинемся дальше, лейтенант. Я хочу знать, что вам рассказала эта Хаммел. Меня проинформировали, что она вот уже несколько дней живет у вас. Это весьма благотворительный жест с вашей стороны. Но к этому времени она, должно быть, уже рассказала вам что-то интересное.
– Не думаю, чтобы мы говорили о чем-то, что могло бы вас заинтересовать.
Голос Смита претерпел тонкое, но вполне уловимое изменение. Городская светскость сползла с него, ее место заняла угроза. Эта угроза была почти осязаемой, – казалось, можно было протянуть руку и потрогать ее, как лезвие ножа.
– Уверяю вас, лейтенант, все, о чем вы и миссис Хаммел могли говорить между собой, представляет для меня всепоглощающий интерес.
Рубен поднялся.
– Я бы хотел уйти, – сказал он.
– Я бы вам этого не советовал, лейтенант. Пожалуйста, сядьте. – Человек, назвавшийся Смитом, даже не шевельнулся. Это было все в его голосе.
– Вы угрожаете мне? – вскинул брови Рубен.
– Не знаю, – ответил Смит. – У вас такое чувство, что вам угрожают?
– Да, у меня такое чувство, что мне угрожают.
– Хорошо. Очень хорошо. Именно так я и хочу, чтобы вы себя чувствовали. Пожалуйста, садитесь. – Смит повернулся к Коннелли. – Капитан, возможно, вы захотите показать лейтенанту то, что так любезно захватили с собой.
Коннелли поднял глаза, как человек, проснувшийся от дурного сна. Он кивнул и нагнулся, чтобы поднять к себе на колени дипломат, стоявший рядом с его креслом. Из него он извлек большой толстый конверт. Этот конверт он передал Рубену.
Рубен открыл его и высыпал содержимое себе на колени. Это были фотографии, около двух десятков, цветная печать, крупный формат. На них были изображены
Примерно год назад он нашел их в одной квартире, где было совершено убийство. Расследование привело к раскрытию круга педофилов, живших в разных частях Бруклин-Хайтс. Последовали аресты. Большинство дел еще не рассматривались в суде. Эти фотографии еще не были использованы в качестве улик.
– Неприятное зрелище, не правда ли? – заметил Смит. – Похоже, что их обнаружили в вашем собственном запирающемся шкафу в Восемьдесят восьмом участке. По счастью для вас, их вручили лично капитану Коннелли, и он еще не успел передать их ни в полицию нравов, ни в отдел внутренних расследований. Я уверен, вы способны оценить, насколько трудной жизнь может стать для вас, лейтенант, если ему придется сделать это.
«Ну вот и все, – подумал Рубен. – Небольшой урок грубого, но эффективного шантажа». Они могли подбросить сколько угодно фотографий в любое место по их выбору: в рабочий стол Рубена, в его квартиру, может быть даже в его личный сейф в банке. В том деле через его руки прошло много материалов непристойного содержания: недостатка фотографий с его отпечатками пальцев не будет.
Рубен встал. Он посмотрел сверху вниз на Коннелли, потом на Смита:
– Я хочу, чтобы кто-нибудь отвез меня домой.
– Патрульная машина ожидает вас внизу.
Рубен повернулся и направился к лестнице.
– Удачи вам, лейтенант. – Голос Смита был темным, усталым, почти вкрадчивым. Позади него поднимался жар от маленьких джунглей. – Подумайте о том, что я вам сказал. Хорошенько подумайте. И, лейтенант...
Рубен обернулся. Оба мужчины смотрели на него.
– Почаще оглядывайтесь.
27
Доверься мне.Два самых опасных слова во всем языке. В любом языке. Но Анжелина не доверяла никому. Даже себе.
Когда Рубен ушел, после него осталась тишина, такая же пугающая, как протяжный вопль. Тишина выла на нее, пока она не зажала уши руками, заперев ее внутри, глубоко-глубоко, подальше от ночи снаружи.
Дэнни приехал через десять минут, немного на взводе. Он рассчитывал провести этот вечер в одиночестве, притупить остроту своих бед несколькими бокалами спиртного. Играть роль няньки для новой подруги Рубена не входило в его планы. Первые полчаса прошли как-то неловко. Анжелина была раздражительна, напугана, встревожена, а Дэнни приехал к ней угрюмым и озадаченным. Лекция, прочитанная ему капитаном Коннелли, сделала свое дело. Дэнни нормально относился к тому, что Рубен поселил эту женщину у себя, хотя это не означало, что он испытывал желание присматривать за ней. В прошлом ему с полдесятка раз приходилось выполнять задания по обеспечению личной безопасности. В этом-то и была вся проблема: он знал, какая это скука смертная.