Ночь смирения
Шрифт:
Офицер был угрюм.
– Это выглядит нехорошо, Корвин, - сказал он.
– Конечно, они могут убавить срок на несколько месяцев, если ты скажешь, где остальная добыча.
Он глянул на Данди и головой указал на Корвина.
– Он раздавал вещи два с половиной часа. У него, должно быть, целый склад.
Корвин сначала посмотрел на Данди, потом на полицейского, потом- на мешок.
– Я рад, что вы принесли это, - сказал он.
– Но здесь есть маленькое различие.
Данди скривил губы.
– Послушай,
Он подошел к мешку и начал открывать его.
– Хотя я могу сказать, Корвин, что вся эта история для меня - не новость! Я отлично разбираюсь в человеческой натуре.
Он засунул руку в мешок и начал перебирать вещи, которые там находились - пакеты-с мусором, жестяные консервные банки, разбитые бутылки и, наконец, черную кошку огромного размера. Она выскочила из сумки и с воем выбежала из комнаты.
– Я чувствовал криминальный блеск в твоих глазах, - продолжал Данди, вытирая томатную пасту с манжета.
– С самого первого раза я обратил на тебя внимание! Я профессионально изучаю человеческие пороки. И я уверяю вас...
Вдруг Данди замолчал и глянул на кучу мусора, которую устроил на полу. Совершенно неожиданно он понял, что он ворошил. Он удивленно уставился на мешок. Полицейский Флаэрти делал то же.
Корвин ответил легкой улыбкой. Он показал на мешок.
– Мистер Данди, - мягко сказал он, - вы в некотором роде затронули эту проблему.
– Он снова показал на мешок.
– Кажется, что он не решил, что вам дать: подарки или мусор.
Лицо Флаэрти. побелело, и он, как: рыба, открывал и закрывал рот, прежде чем смог произнести хоть слово.
– Ну... ну...
– мямлил он, - из него сыпались подарки, когда я его видел.
– Он обратился к Данди: - Что бы они ни пожелали, Корвин доставал это, и это не были консервные банки! Это были подарки. Игрушки. Все очень дорогие. Вы тоже можете подтвердить это, Корвин.
Корвин улыбнулся.
– О, я охотно это подтверждаю. Когда я хотел достать какую-нибудь вещь, мешок ее выдавал.
– Он задумчиво почесал челюсть.
– Мне кажется, что суть нашей проблемы в том, что мы имеем дело с очень необычным мешком.
Данди взмахом руки заставил его замолчать.
– Мой вам совет, Корвин. Соберите весь этот хлам и убирайтесь отсюда.
Корвин пожал плечами, подошел к мешку и начал складывать, мусор обратно.
А тем временем Данди взялся за полицейского.
– А вы, Флаэрти, - укоризненно сказал он, - называете себя полицейским! Ну, я полагаю, это ваша прямая обязанность - отличить мешок с мусором и дорогие украденные подарки.
У полицейского отвисла челюсть.
– Вы можете поверить мне, мистер Данди, - жалобно сказал он, - это так, как считает Корвин, мы имеем дело с чем-то... с чем-то сверхъестественным.
Данди покачал головой.
– Вы знаете... вы меня удивляете, мистер Флаэрти. Вы действительно меня удивляете. Иными словами, все, что нам нужно, это попросить Корвина сделать для нас маленький фокус-покус. Сказано - сделано!
– Он посмотрел на потолок.
– Ну, давай, Корвин. Я хочу бутылку бренди из сбора 1903 года.
Он с отвращением вскинул руки и закрыл глаза.
Корвин был на полпути к двери. Он помедлил, задумчиво улыбнулся, затем кивнул.
– 1903 года. Хорошее вино.
– Он полез в мешок и поставил на скамью подарочную упаковку. Затем перекинул мешок через плечо и вышел из комнаты.
Данди открыл глаза, достал сигарету, показал ей на Флаэрти.
– Ну, а что до вас, сержант Флаэрти...
Он резко замолчал, заметив ярко упакованную бутылку.
Полицейский подошел к ней и дрожащими руками достал большую бутылку. С нее свешивалась подарочная открытка. Его голос дрожал, когда он прочел надпись на ней: "Веселого Рождества, мистер Данди!"
Пробка неожиданно и необъяснимо выскочила из бутылки, и полицейский сел на скамью, так как ноги его больше не слушались.
Данди, разинув рот, смотрел на бутылку.
Наконец полицейский взял ее, вытер горлышко и протянул ему со словами:
– После вас,.мйстер Данди.
Данди сделал пару неуверенных шагов к Флаэрти. Он принял бутылку и поднес ее ко рту, потом протянул полицейскому. Двое мужчин сидели бок о бок, по очереди прикладываясь к бутылке, отдавая должное необычному подарку, который оба считали плодом своего воображения так же, как и неожиданное тепло, проникающее в их желудки. Но сидеть они сидели. И пили, это уж точно. И правдоподобная жидкость из воображаемой бутылки была самым вкусным бренди, которое они когда-либо пили.
Легкие снежинки мягко опускались в свете фонаря на углу улицы, где сидел Корвин, держа мешок между ногами. Люди приходили и уходили. Но приходили они с пустыми руками, а уходили с любыми небольшими вещами, о которых просили. Старик нес смокинг. Иммигрантка, закутанная в шаль, с печальным лицом, с любовью смотрела на ботинки, украшенные мехом, которые она сжимала в руках, уходя прочь. Два маленьких пуэрториканца нагрузили свои подарки в новенькую тележку и, лопоча, как бельчата, бежали через сугробы.
Глаза их сияли.
Безработный с воспаленными веками счастливо вцепился в переносной телевизор. А люди все приходили и уходили - маленькая негритянка, едва умеющая ходить; восьмидесятилетний старик, когда-то первый парень со шхуны, которая уже двадцать лет не выходила в море; слепой церковный певчий, который невидящими глазами смотрел в снежную ночь, тихо плача, когда его два соседа несли к нему в квартиру новый орган.
Голос Корвина перекрывал шум машин, а его руки так и летали в мешок и обратно.