Ночь триффидов
Шрифт:
— Шестнадцать ноль-ноль, и если не ошибаюсь, я уже слышу двигатели вашей машины. С Богом, джентльмены.
Не тратя лишних слов — шеф вообще был неразговорчив, — он потряс руку вначале Хинкману, а затем мне.
— Отвратная погода, Мэйсен, — все же сказал он. — Жаль, что приходится посылать тебя в эту муть, но ничего не поделаешь. Долг зовет и все такое прочее...
Дождь барабанил по крыше и стеклам окон. На какой-то миг мне даже показалось, что вдалеке сверкнула молния.
Да, небеса на сей раз не выглядели дружелюбными, но у меня с ними было
Примерно в половине пятого мы уже сидели в кабине стоявшего на взлетной полосе истребителя и ожидали от диспетчерской службы разрешения на взлет.
Я занял кресло пилота, а Хинкман, разместившись позади меня, болтал не останавливаясь. Хоть метеоролог, так же как и я, был облачен в высотный комбинезон, что для него было явно непривычно, речь его лилась легко и непринужденно.
— Наука насчитывает десять уровней формирования облачности, — вещал он, — начиная со сравнительно низких слоисто-дождевых образований и заканчивая перистой и перисто-слоистой облачностью на высоте шестнадцать тысяч футов.
Пока он болтал, я проводил предполетную проверку приборов и механизмов, а дождь безжалостно хлестал по плексигласу кокпита. В кабине стоял запах авиационного топлива. Очищенное триффидное масло имело сладковатый аромат запеченных в пироге персиков.
— У меня есть все основания полагать, — продолжал Хинкман, — что преграждающая путь свету облачность начинается довольно низко. Но это, несомненно, всего лишь разновидность облаков, известных под названием дождевых, и именно они являются источником данной грозы. Подобные облака могут простираться до высоты двадцать тысяч футов.
Силы природы, видимо, выражая согласие со словами метеоролога, выдали мощнейший грозовой разряд, и через мгновение раздался такой удар грома, что наш самолет затрясся мелкой дрожью.
— Вы меня слушаете, мистер Мэйсен?
— Конечно.
— План действий прост и элегантен. Вы будете вести самолет вверх, сквозь облака, до тех пор, пока мы не увидим солнечный свет. Таким образом мы сможем определить мощность облачного покрова.
— Понимаю.
— Скажите, этот аэроплан способен подняться на высоту двадцать тысяч футов?
— Его потолок — примерно пятьдесят тысяч футов. Этого для вас достаточно, мистер Хинкман?
— Да... Да-да. Вполне.
Мне показалось, что энтузиазм мистера Хинкмана несколько пошел на убыль.
Полыхнула молния, залив синим светом всю округу. Силуэты деревьев в этом ослепительном сполохе были похожи на странных, готовых ринуться в атаку чудовищ. Мощный образ. Пугающий.
— Мистер Мэйсен...
— Зовите меня Дэвидом.
— Да-да... Конечно... А вы меня, пожалуйста, Сеймуром.
— Слушаю вас, Сеймур.
— Эта гроза... Я не мог не заметить, что она становится все сильнее.
— Да, душ что надо, верно, Сеймур?
— Именно, именно... — раздалась в моих наушниках некая имитация смеха. — Душ — весьма удачное слово. Но меня кое-что интересует...
— Что именно?
— Неужели нам обязательно лететь в такую погоду?
— Долг зовет, как изящно выразился коммандер Рейнольдс.
— Да-да. Он так сказал.
— И разве у вас нет желания до конца разобраться, почему вдруг возникло это инфернальное затемнение?
— Да, конечно. Но... хм-м... Как вы считаете, существует ли возможность попадания молнии в наш аэроплан?
— Нет, Сеймур, о возможности говорить не приходится. Молния в нас ударит обязательно.
— О Боже!
— Но пусть это вас не беспокоит. Вчера я уже разбил один самолет и не думаю, что разобью еще один сегодня. В такой степени удача от меня отвернуться не может. Как вы полагаете?
— Я...хм-м...
— Зеленый свет. Держитесь крепче, Сеймур. Эта детка быстро срывается с места.
Он что-то залепетал — мне даже показалось, что молитву, — но рев двигателей заглушил слова. Мгновение спустя мы взмыли в воздух и помчались на свидание с неизвестностью.
Глава 6
Рекогносцировка
После всего того, что было сказано и сделано, я ожидал вполне рутинного полета. Но то, что открылось мне через несколько минут, дало обильную пищу для размышления. Да, условия были не совсем обычными. Да, стартовать нам пришлось в полной тьме. Да, на заднем сиденье разместился погрузившийся в себя и ставший вдруг очень молчаливым метеоролог Сеймур Хинкман. Но «Глостер Джавелин» был ночным всепогодным истребителем и мог успешно выполнять боевые задания даже в разгар арктической зимы. Я вел машину все выше и выше. Пять тысяч футов, шесть тысяч, семь тысяч... Тьме, казалось, не будет конца.
Время от времени я связывался с базой, но докладывать, по правде говоря, было нечего.
К этому времени я вел машину вверх широкими двадцатимильными кругами над раскинувшимся внизу и скрытым во тьме островом Уайт. Двигатели ревели нещадно, а те немногие капли воды, которые оставались на стекле кабины, давно исчезли под ветром, обдувавшим машину со скоростью шестисот миль в час.
Восемнадцать тысяч футов.
Альтиметр крутился вовсю. На крошечном экране счетчика цифры менялись с ошеломительной быстротой.
В наушниках послышался неуверенный голос:
— Скажите, Дэвид... мы уже прошли сквозь нее?
— Если вы имеете в виду грозу, то да — прошли.
— И молния в нас не попала?
— Напротив. Молния ударила нас шесть раз.
— Шесть? — переспросил он придушенным голосом. — Шесть раз?
— Именно шесть, — хладнокровно подтвердил я. — Но беспокоиться не надо. Приборы немного шалили, а в остальном все нормально. Ведь мы, по счастью, как вы можете догадаться, не заземлены.
— Слава Богу, — пробормотал метеоролог. Я обернулся, но не увидел его лица, скрытого затененным стеклом шлема и кислородной маской. Мне только удалось заметить, что он непрерывно крутит головой в разные стороны. Видимо, все же сумел преодолеть страх, если его вновь стало интересовать окружающее.