Ночь в Кэмп Дэвиде
Шрифт:
— Спасибо, Джо. Я тебе очень благодарен. Я просто начал тут раздумывать над всей этой ситуацией и.
— А ты разве что-нибудь слышал? — На этот раз Донован сам попытался позондировать почву.
— Да нет, ничего особенного, — осторожно сказал Маквейг. — Просто из одного источника мне сообщили, что Холленбах, возможно, имеет в виду и меня, ну а я, естественно, заинтересовался.
— Понятно. — В голосе Донована прозвучала нотка сочувствия. — Если что-нибудь услышу, я тебе позвоню. Мне кажется, что Холленбах обрушится на О’Мэлли со дня на день. Я его, конечно, не виню, но, господи, только бы он не заставил заниматься этой грязной работой меня! Стадионы стадионами, а Пат мне нравится. Впрочем, если хочешь знать, на
— Что ты этим хочешь сказать?
— У Марка на О’Мэлли порядочный зуб. Он считает, что ирландец подвёл всю партию, оставив отпечатки пальцев на обоях Белого дома. Так что, повторяю, винить Марка я не могу. Нельзя сказать, чтобы Пат особенно помог нам с этим своим стадионом.
Маквейгу вспомнилась вспышка ярости у президента вчера ночью, когда он говорил об О’Мэлли.
— А ты знаешь, ведь Марк считает, что О’Мэлли намеренно провалил свою защиту, сделал это специально для того, чтобы скомпрометировать партию и президента.
— Намеренно? Ну нет, я этого не думаю. Но он зол на О’Мэлли как сукин сын. Не хотел бы я держать пари за избрание Пата вице-президентом! Никаких надежд у меня на это нет.
— Спасибо за откровенный разговор, Джо! Кстати, мне понравилось, как президент отчитал тебя вчера на обеде!
— Это насчёт того, чтобы я не совал носа в дела управления?
— Да. Послушай, Джо, а вот мне бы хотелось иметь на своей стороне стоящего, трезвого человека. Я бы действовал по-другому, я всегда прислушивался бы к его советам.
Донован рассмеялся:
— Превосходно, Джимми, когда-нибудь мы с тобой будем делать дела. Пока.
Руки в карманах, устремив взгляд на стоптанные шлёпанцы, Маквейг снова прошёл в гостиную. Итак, всё правильно, президент имел его в виду, и у него был шанс, хоть маленький, но шанс быть выдвинутым кандидатом в вице-президенты от демократической партии в августе в Кобо-холле. Какая же клоунада эта политика!
Шесть лет назад он был просто легкомысленным членом законодательной комиссии штата Айова, унаследовавшим от отца страховое агентство. Контора давала ему хороший заработок и не требовала, чтобы он надрывался, клиенты доверяли Джиму так же, как привыкли доверять Маквейгу-отцу. Гражданские его обязанности тоже не были особенно тяжёлыми. А потом подоспел пересмотр закона о налогах в штате, молодой Джим Маквейг был избран председателем подкомиссии по реформам. Он проработал тогда в этой подкомиссии пять месяцев, неожиданно для себя увлёкся и работал с таким жаром, словно ему за это платили, и, о чудо из чудес, новый закон о налогах пришёлся по вкусу почти всем: фермерам, учителям, бизнесменам и чуть ли не малым детям. И когда заправилы демократической партии штата Айова попросили его выставить свою кандидатуру в Сенат, он легко согласился, не придав этому серьёзного значения. При этом он подумал, что избирательная кампания будет всё же каким-то развлечением, и, пусть даже он провалится на выборах, его страховому агентству это, несомненно, пойдёт на пользу. Он принял участие в кампании, беззаботный как жаворонок. Забеспокоился он только в конце последней недели, когда стало известно, что новичок Маквейг оказывается серьёзным соперником для избирающегося уже вторично кандидата от республиканской партии. И вдруг он потопил этого республиканца. Так он сделался сенатором. И вот теперь у него есть хоть небольшой, но шанс стать вице-президентом. Надо сообщить об этом Марте.
В прихожей зазвонил телефон, и ему пришлось слезть с дивана, обитого материей цвета увядающей розы. Отшвырнув ногой газеты, он подошёл к телефону.
— Я держала сама с собой пари, Джим, и проиграла, — раздался в трубке низкий, сочный голос. — Я думала, что после обеда в Гридироне ты сразу мне позвонишь.
— Рита?? — В голосе сенатора прозвучало раздражение. Он думал,
— Не расстраивай своё пуританское сердце, Джим, — утешила его Рита, угадав его настроение. — Я ведь тоже читаю газеты. И знаю, что миссис Маквейг с дочерью на неделю уехали в Айову.
— Да, но…
— Так ты приедешь? — Голос в трубке был такой же бархатный, но тон изменился, стал более напряжённым.
— Ради бога, перестань ты говорить этим будуарным тоном, словно по радио о погоде объявляешь.
— Ну так как, Джим?
— Что — как? — В голосе его появилось недовольство, но на этот раз оно было направлено против самого себя.
— Я спрашиваю: ты приедешь? От Маклина до Джорджтауна всего двадцать минут езды даже при воскресном движении.
— Послушай, Рита! Я совершенно разбит. Мне так и не удалось лечь до самого утра, и меня теперь тошнит.
— А ты выпей, дорогой.
— Я уже выпил.
— В таком случае выпей ещё. Когда ты выпьешь, ты всегда бываешь лучше. — Теперь она говорила нормальным голосом, сухим и безразличным, как у библиотекарши. По непостижимым причинам это всегда возбуждало Маквейга.
Маквейг нерешительно молчал. Судный день, день, когда он должен будет окончательно порвать с Ритой, мог наступить и завтра! Ведь не обязательно это должно случиться сегодня вечером! Это не поздно будет сделать и завтра, или во вторник, или…
— Хорошо, — глухо сказал он. — Я скоро приеду.
Он стал собираться и провозился ещё минут десять, почистил зубы, прошёлся по подбородку электрической бритвой и два раза сбегал на кухню, чтобы хлебнуть там чистого, неразбавленного виски. Потом нерешительно постоял у телефона, думая, не позвонить ли ему Марте в Десмон, но мысль о том, что с Мартой или Чинки ему придётся говорить именно теперь, была нестерпима. Вместо этого он стал придумывать, что потом соврать Марте, если она позвонит домой в его отсутствие. Ладно, после он что-нибудь сообразит, какое-нибудь собрание или официальное совещание. В Вашингтоне всегда о чём-нибудь совещаются, даже по воскресеньям.
Очутившись в своём «форде», он включил отопление и нажал педаль акселератора. Он уже миновал Чейн-бридж и мчался мимо дубов и клёнов, окаймлявших Кэнел-роуд, когда вдруг ему пришла в голову мысль, что теперь на любовное свидание едет уже не младший сенатор от штата Айова, а возможный кандидат в вице-президенты Соединённых Штатов. Ехать к Рите в то самое время, когда, возможно, обсуждается его кандидатура? Боже милостивый! Да ему просто необходимо показаться психиатру! Но он уже опять почувствовал знакомое напряжение мускулов, и в нём пело старое неуёмное желание.
В комнате было темно. Стоял запах духов, густой, как запах перезрелых фруктов. Рядом лежала Рита, прижавшись к нему холёным, ленивым телом. Её голова покоилась на голом плече Маквейга, волосы слегка щекотали ему подбородок.
— Ты проспал несколько минут, — сказала она шёпотом. — И даже стал храпеть. Ужас.
— Угу. — Он снова прикрыл глаза, наслаждаясь ощущением удовлетворённого желания. Сколько же это продолжается у него с Ритой? Ведь уже три года прошло с тех пор как он познакомился с ней во время выборной кампании. И всё это время страсть их ничуть не ослабевает. Рита работала секретаршей у Джо Донована, и когда Донован, руководивший выборной кампанией Марка Холленбаха, сделался председателем демократической партии, Рита Красицкая последовала за ним в здание на Кэй-стрит. Ухаживать за Ритой Джим начал давно, но флирт у них носил случайный характер и происходил главным образом по телефону либо же когда Маквейг приходил на приём к Доновану. Потом они пообедали несколько раз в ресторане у Поля Янга и в Ле Бистро и, наконец, прошлой осенью Джим провёл свою первую ночь в этой квартире. Но неожиданно для самого сенатора простая интрижка приобрела вдруг силу лихорадочной страсти.