Ночи Истории
Шрифт:
На другой день она послала Кёнигсмарку короткую поддельную записку от имени Софи. В ней содержалась настоятельная просьба прийти нынче же в девять часов вечера в покои принцессы. Угрозами и подкупом она вынудила фрейлину Софи (ту самую, что приходила за перчаткой) передать это послание.
Но случилось так, что Кёнигсмарк через верную фрейлину Софи, госпожу де Кнезебек, посвященную в их тайну, тем же утром послал принцессе записку, в которой кратко сообщал о необходимости срочного отъезда и просил завершить приготовления с таким расчетом, чтобы можно было покинуть Херрен-хаузен следующим же утром. Граф счел принесенное
Тем временем госпожа фон Платтен осыпала своего любовника упреками за то, что он так мягко обошелся с датчанином.
— В чем дело? — отвечал ей курфюрст. — Завтра он уберется на все четыре стороны, и мы освободимся от него.
Разве этого мало?
— Мало немало, да только вдруг будет уже поздно?
— На что это вы намекаете? — раздраженно спросил он.
— Буду откровенна и расскажу все, что знаю. Вот как обстоят дела. Кёнигсмарк встречается с принцессой Софи этой ночью, в десять часов. И где бы вы думали? В личных покоях ее высочества!
Курфюрст с проклятиями вскочил на ноги.
— Это неправда! — вскричал он. — Быть того не может!
— Ну, тогда я умолкаю, — госпожа фон Платтен поджала тонкие губы.
— Нет, говорите! Как вы это узнали?
— Этого я вам сказать не могу, не выдав чужую тайну. Достаточно того, что я об этом знаю. Ну, а теперь подумайте сами, сполна ли вы воздали за поруганную честь вашего сына, ограничившись высылкой этого негодяя.
— Боже, если бы я только знал! — Задыхаясь от гнева, курфюрст подошел к двери и кликнул слуг.
— Истину установить нетрудно, — сказала дама. — Укройтесь в Рыцарском зале и дождитесь появления графа. Но лучше идти не одному, так как он очень опасен. Ведь Филипп — убийца.
Пока курфюрст по совету графини собирал своих людей, Кёнигсмарк впустую тратил время, томясь в приемной в ожидании Софи. Госпожа де Кнезебек пошла доложить о нем принцессе, которая уже легла. Неожиданное сообщение о приходе графа встревожило и испугало ее. Софи была потрясена его безрассудством: взять и прийти сюда, да еще после вчерашних событий! Если об этом посещении станет известно, последствия будут ужасны.
Принцесса поднялась и с помощью молодой фрейлины стала готовиться принять графа. Она спешила, но все равно драгоценные минуты утекали впустую. Наконец Софи вышла. Для проформы ее сопровождала фрейлина.
— Что случилось? Что привело вас ко мне в такой час?
— Что меня привело? — переспросил обескураженный таким приемом граф. — Ваше повеление. Ваша записка.
— Моя записка? Какая записка?
Внезапно Филипп осознал, что попал в западню и теперь обречен. Он достал предательскую записку и протянул принцессе.
— Что это значит? — Она провела бледной рукой по глазам, как бы стараясь снять пелену, застилающую взор.
— Записка не моя. Как вы могли подумать, что я настолько безрассудна, чтобы позвать вас сюда в такой поздний час? Как вы могли помыслить?
— Да, вы правы, — сказал он и улыбнулся — вероятно, чтобы уменьшить ее тревогу, но улыбка получилась скорее горькой, чем радостной. — Это, несомненно, дело рук нашего «друга», госпожи фон Платтен. Мне лучше поскорее убраться отсюда. Что до остального, моя карета будет ждать вас завтра с полудня до заката возле церкви на рыночной площади Ганновера. Я буду в ней. Надеюсь доставить вас в Вольфенбюттель в целости и сохранности.
— Я приду, приду. Но сейчас удалитесь. О, удалитесь же!
Он посмотрел на Софи долгим прощальным взглядом, взял ее руку, склонился над ней и поцеловал. Он прекрасно понимал, что может с ним случиться.
Граф вышел, пересек приемную, спустился по узкой лестнице и открыл тяжелую дверь в Рыцарский зал. Войдя, он притворил за собой дверь и с минуту оглядывал огромное помещение. Если он опоздал и засады уже не избежать, то напасть на него должны именно здесь. Но все было тихо. Одинокая лампа, стоявшая на столе посреди просторного зала, отбрасывала тусклый неверный свет, но и его хватило, чтобы убедиться: графа никто не поджидает. Филипп облегченно вздохнул, закутался в плащ и быстро пошел дальше.
Но стоило ему двинуться вперед, как от камина отделились четыре похожие на тени фигуры. Внезапно тени превратились в вооруженных воинов и бросились на него.
Граф услышал шум, обернулся и, скинув плащ, молниеносно выхватил шпагу, проделав это с ловкостью и проворством человека, который вот уже десять лет ходит рука об руку с опасностью и привык полагаться только на свой клинок. Это движение решило его участь. Нападающим было приказано взять графа живым или мертвым, и они, зная о его умении владеть оружием, не желали рисковать. В тот миг, когда Филипп изготовился к защите, один из атакующих легко ранил его алебардой в голову, а второй рассек ему грудь. Граф рухнул, кашляя и задыхаясь; кровь окропила его прекрасные золотистые локоны, обагрила бесценные брабантские кружева на воротнике, но правая рука Филиппа продолжала отчаянно сжимать бесполезную теперь шпагу.
Убийцы сгрудились вокруг графа, занеся над ним свои алебарды, чтобы принудить его сдаться. Внезапно рядом с одним из налетчиков возникла фигура графини фон Платтен, выплывшая, казалось, прямо из тьмы. За ней маячил нескладный, коренастый курфюрст. Кёнигсмарк едва дышал.
— Я убит, — прохрипел он. — Но прежде, чем предстать перед Создателем, я клянусь, что принцесса Софи ни в чем не повинна, ваше высочество.
— Не повинна?! — сиплым голосом вскричал курфюрст.
— Что же вы делали в ее покоях?
— То была ловушка, расставленная нам мстительной ведьмой, которая…
Каблук мстительной ведьмы опустился на губы умирающего, прервал его речь. Затем графа прикончили, осыпали известью и зарыли под полом Рыцарского зала, под тем самым местом, где он был повержен и где еще долго потом виднелись следы его крови.
Так плачевно завершил свой жизненный путь блистательный Кёнигсмарк, жертва собственного неукротимого романтизма.
Что касается Софи, то лучше бы ей той ночью разделить судьбу своего друга. Наутро ее заключили под стражу, спешно вызвав из Берлина принца Георга. На основании свидетельств он сделал вывод, что честь его не пострадала и, не желая лишней огласки, вполне удовлетворился тем, что стал поддерживать с принцессой прежние отношения. Однако Софи непреклонно требовала сурового и справедливого суда.