Ночи под каменным мостом. Снег святого Петра
Шрифт:
Она в церкви! Где же ей еще быть, как не там? Как эта мысль сразу не пришла мне в голову? Конечно, во всем виноват дурман. Это его действие. Она снова обрела веру и впервые за долгие годы молится Богу. Она коленопреклоненно стоит на холодных каменных плитах в окружении толпы экстатически возбужденных или дрожащих от страха крестьян, а орган гудит, пастор расточает благословения и молится Пресвятой Деве. Душа. Бибиш соединилась с Господом.
Скорее в церковь! Тут только я обратил внимание на то, что деревенская улица необычно пустынна, – на всем пути я не встретил ни единой
Церковь была пуста.
В первый момент я был безгранично удивлен – настолько безлюдной церкви я в жизни не видывал. Но потом я вспомнил, что уже половина девятого и вечернее богослужение, должно быть, уже давно закончено. Но где же все-таки Бибиш? Дома ее нет, в церкви нет, ко мне она не приходила… Где же она могла быть?
«В господском доме!» – ответил я себе. У барона фон Малхина. У него дурное настроение из-за того, что они повздорили друг с другом, и она, конечно же, желает помириться с ним. Вот почему она не пришла ко мне!
Началась снежная метель. Ледяной ветер со свистом хлестал меня по лицу короткими, резкими ударами.
Я поднял воротник пальто и медленно пошел вперед, с трудом прокладывая себе путь сквозь снег и ветер.
С той поры прошла неделя… Четвертого февраля, в воскресенье, около девяти часов вечера, я в последний раз направился к дому барона фон Малхина.
По дороге я встретил одного-единственного человека. Я сразу же узнал его: то был мой пациент, жаловавшийся на невралгические боли. Он хотел было пройти мимо, но я остановил его.
– Куда это вы? – окликнул я его. – Не ко мне ли? Он отрицательно покачал головой.
– Я иду на проповедь, – закричал он мне.
– На проповедь? – спросил я. – И где же сегодня проповедуют?
– Сегодня проповедуют повсеместно, по всей деревне, – ответил он. – Проповедуют беднякам. Собрались у булочника, у кузнеца и на постоялом дворе. Я лично иду на постоялый двор.
– Ну хорошо, идите, да только смотрите не простудитесь! – крикнул я ему. – И пусть вам придется по вкусу пиво на постоялом дворе!
– Прощайте! – ответил он и побрел дальше по снегу. Барона фон Малхина я застал в приемной. Бибиш там не было.
Глава 22
Барон фон Малхин в одиночестве сидел в приемной. День, которого он так долго ждал, наконец наступил. Он встретил его спокойно – даже сейчас в нем не было заметно каких-либо признаков волнения. На столике перед ним стояла наполовину выпитая бутылка виски, в руке он держал сигару. Синеватый дымок неторопливо поднимался к потолку.
Он осведомился у меня о князе Праксатине, которого не видел весь день. Я ничего не мог сообщить ему по этому поводу. Охваченный тревогой, я постоянно думал о Бибиш. И здесь ее не было. Куда же она подевалась? У меня не хватало духу спросить об этом барона. Коротким, почти повелительным жестом он указал мне на стул. Я совсем уже было собрался уйти, но… Очутившись лицом к лицу с бароном, я поневоле почувствовал величие момента и был принужден остаться…
Он начал говорить.
Он
– А Федерико? – спросил я, ощущая, как некое необъяснимое чувство тревоги охватывает меня, повергая в трепет. – Знает ли он о своем предназначении? Чувствует ли он себя в силах справиться с возлагаемой на него задачей? По плечу ли она ему?
Глаза барона фон Малхина засверкали фанатичным огнем.
– Я учил его всему тому, чему обучал своего сына Манфреда Фридрих II, – сказал он. – Я обучал его природе мира, созданию тел и становлению душ, преходящей материи и неизменности вечных вещей. Я учил его жить с людьми и вместе с тем над людьми. Но в крови этого царского рода таится истинная благостность. Тем, в чьих жилах течет эта полубожественная кровь, дано знать то, что мы можем лишь предполагать или с огромным трудом изучать. Федерико – это предреченный Сибиллами Фридрих II. Он перевоплотит время и изменит его законы.
– А что же вы? – спросил я. – Где будет ваше место в это перевоплощенное время?
По губам его скользнула блаженная улыбка.
– Я буду для него тем, – сказал он, – чем был для Спасителя Петр. Маленький, ничтожный рыбарь, но всегда находящийся подле Него.
Он встал и начал прислушиваться к чему-то.
– Вы слышите колокольный звон? – спросил он. – Слышите?! Это крестьяне выстраиваются у церкви в процессию. Сейчас они придут, распевая старинные песни о Пречистой Деве Марии, как в незабвенные времена моего деда.
Я и впрямь услышал звон колоколов. «Церковь пуста! – гудели они. – Церковь пуста!»
Каждый удар колокола молотом ударял мне в сердце. В душе моей проснулся страх, и страх этот рос с каждым новым ударом. Постепенно он возрос до таких размеров, что я больше не мог переносить его, и мне показалось, что сердце мое вот-вот разорвется.
Холодный порыв ветра пронесся по комнате. Барон поглядел поверх моей головы на дверь.
– Как, это вы?! – произнес он изумленно, – Что вам от меня угодно? Я не ожидал вас в этот час.
Я обернулся. В дверях стоял школьный учитель.
– Вы еще здесь, господин барон? – пробормотал он, едва переводя дыхание. – Я бежал сюда со всей возможной для меня скоростью. Почему вы еще не скрылись? Разве вы не знаете, что там творится?
– Знаю! – торжественно ответствовал барон фон Малхин. – Это звонят колокола, возвещающие приближение огромной процессии крестьян, распевающих гимны Пречистой Деве Марии.
– Деве Марии? – воскликнул школьный учитель. – Колокола? Господи, вы совсем с ума сошли! Да, колокола и впрямь звонят, но они бьют воровской набат. Да, крестьяне и впрямь поют, но только не гимны Деве Марии, а «Интернационал». Они хотят спалить ваш дом, господин барон!