Ночная охота
Шрифт:
Антон вернулся на поляну, где возле мраморной чаши его поджидала Елена.
— Знаешь, что такое завещание? — спросила она. Антон знал, но не очень.
— Это когда человек расписывает, кому что и при выполнении каких условий достанется из его имущества после того, как он умрет.
Антон не представлял, как такое может быть. Обычно человека лишали имущества еще до смерти. Если же его убивали неожиданно, то имуществом распоряжались те, кто убил. В любом случае предполагаемый покойник не мог ставить никаких условий.
— Я завещаю тебе зажигалку, — сказала Елена, — но только если ты…
— Да-да, я сделаю все, что ты попросишь, —
Рядом с чашей на траве стоял перевернутый ящик из-под консервов. На ящике — бутыль самогона, вскрытая банка консервов, овощи, замешанный на дрожжах из красных лопухов хлеб, деликатесные, на сей раз обжаренные в листах папоротника черви. Утром Антон вытащил из речной ловушки большого ротана. Зажаренный на вертеле, ротан пустил на неоструганную поверхность ящика золотистое пятно жира. Пили не из кружек, как обычно, а из тонких стеклянных стаканов. Елена сказала, что они пятнадцать лет пылились без пользы.
Антон осторожно грел в ладонях тонкое стекло. Последний раз он пил из стекла в школе во время медицинского погрома.
Из квартиры убитого врача, помимо всего прочего, принесли и стеклянную посуду. Под ногами потом долго хрустели осколки. Отчего-то пиры в жизни Антона всегда случались перед некоей подводящей чертой. Тогда пришла армия. Сейчас — бандит Омар.
Жить плодами собственного труда не представлялось возможным. Зато очень даже представлялось ураганно прожирать-пропивать украденное, награбленное, припасенное на черный день. Сейчас Антон грабил себя как чужого. «Какие такие завещания? — подумал он. — Единственный шанс выжить — быть нищим, не иметь ничего, что могли бы отнять!» Конечно, встречались люди, которым нравилось отнимать именно жизнь, но убежденных убийц все же было меньше, нежели обычных грабителей.
Антон не выдержал — наведался к столбу, увеличил на несколько единиц уровень радиации. Это была последняя отчаянная попытка спасти от вторжения заповедную территорию. Изменение уровня немедленно отозвалось на центральной радиологической станции страны, на местных станциях в близлежащих городах, на пультах в армейских частях, на личных браслетах всех находящихся в непосредственной близости от зараженной территории граждан. У кого, конечно, имелись эти самые браслеты.
У Антона браслета не было. Перед отъездом на трудфро сопровождающий, как это водится, специальным ключом снял с них браслеты, запер в несгораемом походном сейфе. Без браслетов с электронными кодами, содержащими информацию о личности, предупреждающим о радиации экранчиком они считались временно перемещенными лицами, им не рекомендовалось никуда отлучаться. Если человека останавливали для выяснения личности, то обычно патрульные довольствовались визуальной персональной карточкой. Если же человек вызывал подозрения, то информацию о нем считывали с браслета с помощью специального дешифратора. Если же у задержанного не оказывалось ни карточки, ни браслета — его трудно было считать жильцом на этом свете. На новом месте браслеты должны были перекодировать, то есть дополнить новыми сведениями.
Впрочем, нет худа без добра. Будь на Антоне браслет, он бы не решился перелезть под красной проволокой. Без браслета в ночи он и не разглядел проволоку, подумал, что это остатки каких-то старых заграждений.
Самогон из одуванчиков, как всегда, был хорош. Елена оживилась, разрумянилась. Она не ходила — летала, совершенно не походя на прощающегося с жизнью человека. Кажется, они говорили о будущем. Елена сказала, что ей говорить о будущем смешно — у нее будущего нет. Антон сказал, что у него — сразу три. Первое — окопаться на территории, сидеть здесь, если удастся, до самой смерти. Второе — пробраться в страну, где летают бабочки, где рестораны на сваях, где делают солнечные зажигалки. «Какое же третье?» — спросила Елена. «Третье, — ответил Антон, — то, которое будет на самом деле. Скорее всего, третье — смерть». «Зачем тебе тогда второе будущее?» — спросила Елена.
Антон задумался.
Он вдруг вспомнил, как во время погрома больниц увидел людей, расположившихся прямо на улице у картонной коробки с ампулами. Они жадно вытягивали грязными шприцами содержимое ампул, вкалывали себе безмерные дозы, тут же и падали. Один бился в агонии с розовой пеной на губах. Другой лежал лицом вниз с расколотым черепом, вокруг лица — черная лужа густой головной крови. «Все загнетесь!» — крикнул, пробегая мимо, Антон. «Плевать! — ответили ему. — Хоть раз в жизни хорошо!»
Еще Антон вспомнил, как подговаривал бежать с трудфро своего друга Бруно. Тот колебался до тех пор, пока не узнал, что на соляных разработках ежедневная норма выдачи спирта — двести граммов. «Я пас», — сказал Бруно. «Ты едешь на смерть», — возразил Антон. «Зато попью вволю, — ответил Бруно. — А тебя без карточки, без браслета расстреляет первый же патруль… И выпить не дадут», — добавил после паузы.
У Антона кружилась голова. Елена, напротив, была деятельна, бодра.
— Почему ты не пьянеешь? — спросил Антон.
— Видишь ли, у меня очень боевое сердце, — ответила Елена. — Оно так стремительно гоняет кровь, что алкоголь моментально выветривается.
Ответ не удовлетворил Антона.
— Мое желание убраться отсюда закономерно и объяснимо, — сказал он. — Но зачем ты здесь? Что ты здесь делала столько лет?
Ветер шевелил лохмотья, проволочные космы Елены. Рядом с блистающей на солнце мраморной чашей Елена казалась живой кучей мусора. Антон ощутил странный перепад в мыслях. Жизнь была беспощадна, убога, бессмысленна. Но какой-то вечно ускользающий смысл в ней, очевидно, присутствовал. Он заключался отчасти и в том, что Елена была здесь. А Антон стремился туда. Смысл был сродни неведомо где летающей бабочке. Угадать его было все равно, что поймать ночью в лесу эту самую бабочку.
— Я оказалась здесь из-за любви, — сказала Елена.
— Ну да, — не поверил Антон.
— Из-за любви… — повторила Елена, — к истине. Я вернулась, потому что хотела убедиться…
— В чем? — Антону стало невыносимо жаль себя. Конечно же, Омар убьет его! Он отвернулся, чтобы Елена не увидела слез.
— Кое в чем, — вздохнула Елена, — в частности, в преимуществах свободного развития свободы над насилием, претерпевшим насилие.
Антон подумал, что она льстит своему сердцу. Не так уж и моментально оно выгоняет из крови алкоголь.