Ночная поездка

Бомонт Чарльз

"Вот она "Банда Ангелов"", сказал Макс, но сказал он это не прежде, чем мы были все внимание, все присутствующие, и были пересчитаны. "Дьякона Джонса ты уже знаешь. Он труба и корнет, а иногда, когда мы в Калифорнии, то флейта. Я басс, ты это тоже знаешь. Длинный урод вон там, это Бад Паркер, гитара. Ролло Вигон и Парнелли Мосс, сакс и клапанный тромбон. Хьюги Уилсон, кларнет. Саг Шульман, наш ударник, вот этот тихий задумчивый парень справа от меня. Все вместе - самые лучшие в мире - когда хотят ими быть. Джентльмены: наш

новый рояль - Дэвид Грин."

Парнишка выглядел испуганным. Он прошелся по комнате, давая пожать вялую руку, словно в этот момент хотел бы оказаться где-то в другом месте. Он чуть не подпрыгнул, когда Макс проговорил ему обычное. Да и кто бы не подпрыгнул?

"Мы - джаз-банда, Грин. Ты понимаешь, что такое джаз?"

Дейви метнул в меня взглядом, провел рукой по волосам. "Расскажите мне."

"Я не могу. И никто не может. Это глупый вопрос." Макс был удовлетворен: если бы парнишка попытался ответить, было бы худо. "Скажу тебе только одно из того, чем он является. Это словарь. Способ что-то сказать. У тебя может быть маленький словарь или словарь громадный. У нас он громадный, потому что у нас прорва чего на уме. Если хочешь играть с Ангелами, то должен это помнить."

Сиг начал нетерпеливо выстукивать на столе какой-то ритм.

"Еще одно. Ты должен забыть о категориях. Некоторые группы играют головную музыку, другие - нутряную музыку, всегда либо ту, либо эту. Что ж, мы работаем не так. Джаз это джаз. Иногда мы неделю лабаем традиционно, а потом переворачиваемся и начинаем там, где бросил Чико Гамильтон. Все, что нам есть сказать, мы говорим лучше всех. Вот так мы себя ощущаем в данное время. Усекаешь?"

Дейви ответил, что да. Когда на Макса находила такая лихорадка и начиналась проповедь, не стоило даже пытаться спорить. Потому что так оно и было, он знал, о чем говорит. Большинство из нас наверное в двадцатый раз слушали эту нудятину, но в ней был смысл. Почти все думают о джазе от сих до сих. А у нас не существует никаких ограничений. Кто более "прогрессивен" Стравинский или Моцарт?

Дейви не знал, как для него важно правильно ответить, но справился прекрасно. На несколько минут он отложил все свои заботы. "Я никогда не думал об этом", сказал он. "Это только теория."

"Подумай об этом, Грин. Подумай хорошенько. То, что делаешь ты, высоко, но однобоко. Я верю, что ты сможешь стать всесторонним. Я верю в это, потому что верю в тебя."

Он хлопнул Дейви по плечу, почти так же, как уже много лет делал с каждым из нас, и я видел, что он ударил мальчишку так же сильно.

"Я попробую, мистер Дейли", сказал он.

"Зови меня Макс. Это короче и по-дружески."

И все закончилось. Макс прикрыл свою библию и достал скотч Катто, который обычно не любил с кем-то делить; потом он отвел парня в уголок, чтобы потолковать с глазу на глаз.

Мне следовало чувствовать себя великолепно, и в каком-то смысле я так себя и чувствовал,

но что-то все портило. Я подошел к окну слегка раздышаться: тротуары были политы, испуская запах чистоты, сравнимый только с летним дождем.

"Приятный парнишка." Я оглянулся, это был Парнелли Мосс. У него все еще была трясучка, но уже не такая, как когда-то. Тяжело понять, как можно ударять по бутылке как Парнелли, и все еще играть на горне. Тяжело понять, как он вообще остается в живых.

Он был взвинчен. А у меня не было никакого настроения. "Ага."

"Хороший, милый парнишка." Он приложил бокал со льдом ко лбу. Все время с похмелюги. "Макс охмуряет нового калеку."

Я промолчал: может, он отвалит.

Не помогло. "Он хорош?", спросил Парнелли.

"Хорош."

"Бедный мистер Грин. Дик, ты слышишь?
– он останется хорошим, но перестанет быть милым. Макс постарается."

"Парнелли", сказал я настолько хладнокровно, насколько мог, "ты прекрасный горн, но это все, что я могу сказать в твою пользу."

"То-то и оно", сказал он и улыбнулся. Мне вдруг захотелось вышвырнуть его из окна. Или выпрыгнуть самому. Я не мог сказать почему.

Он покатал бокалом по лбу. "Хлеб наш насущный дай нам Дейли...", начал он нараспев.

"Заткнись." Я шептал, чтобы никто не услышал. Макс напился, ему сегодня это надо. "Парнелли, слушай, ты хочешь уязвить Макса. Что ж, прекрасно, делай. Но не вываливай на меня, я ничего не хочу слышать."

"В чем дело, Дик - боишься?"

"Нет. Знаешь, как я это вижу? Макс подобрал тебя, когда этого не захотела сделать даже твоя мать даже в резиновых перчатках. Ты был нуль, Парнелли. Ты был никто. А теперь ты грызешься. Тебе надо стоять перед ним на коленях!"

"Ну, просто отец родной", сказал Парнелли, глядя с настоящим изумлением. "Да я стою, стою!"

"Он стал тебе нянькой", сказал я, удивляясь, почему это меня так задело, и почему я так сильно хочу уязвить парня. "Никто другой о тебе даже не побеспокоился."

"Это точно, Дик."

"Тебя вышибли из Бельвью."

"Точно."

Я хотел стукнуть его, но не смог. Я знал, что он ненавидит Макса Дейли, но даже под страхом смерти я не мог догадаться, почему. Это как ненавидеть своего лучшего друга.

"Тебе нравится паренек, Дик? Я имею в виду Грина?"

"Ага", сказал я. Это была правда. Я ощущал себя - а может так оно и было - ответственным за него.

"Тогда скажи ему, чтобы он отваливал. Ради Христа, скажи ему это."

"Иди ты к черту!" Я метнулся в другую комнату, словно выскакивал из змеюшника. Дейви Грин сидел там сам по себе. Только он стал другим. Жесткие, горькие черты пропали. Теперь он казался просто печальным.

"Ну и как ты?"